Местность в округе была дикой и без намёков на какую-то цивилизацию, дороги на улицах дач были отчасти разбиты, они, по всей видимости, укладывались ещё в советскую эпоху. Много было старых домов, но попадались и новые, некоторые даже были на этапе строительства. Все эти постройки стали постепенно заканчиваться, а нашему предстояло проходить через очередную лесопосадку, которая проходила вдоль укатанной дороги. Когда вышли из посёлка, стали идти вдоль неё, а после устроили короткий привал, потому что дожидались остальных подтягивающихся. Среди переводивших свой дух стали появляться вопросы на предмет окончания нашего пути. Внятного ответа, конечно, не было, однако пошёл слух, что мы уже находимся где-то совсем близко к обозначенному место. Постепенно к нам стали подходить запыхавшиеся, даже несмотря на свою одышку, они уверенно делились дымом от оставшихся у них сигарет. Табачные в том переходе были действительно роскошью, поэтому на каждого соседнего приходилось по две-три затяжки.

Через несколько минут перекура мы двинулись по размытой дороге, которая должна была выводить к какому-то очередному посёлку. Когда до него оставалось совсем ничего, то от впереди идущих поступила команда, что где-то спереди виднеются танки. Конечно, сразу же возникла неопределённость, никто толком не знал, чьи это были машины, чужие или свои. Поэтому часть из наших сразу же попятилась обратно, а часть залегла вдоль ближайших кустарников. Наступила непродолжительная тишина, после которой впереди идущие махнули рукой, и вся толпа вновь выдвинулась цепочкой к виднеющемуся посёлку, который располагался на возвышенности. Когда мы всё же продвинулись вперёд, то увидели обличия капониров и других огневых точек, рядом с которыми находились силуэты с оружием. В очередной раз было непонятно, кто стоит впереди, да и те, которые находились поодаль от нас, по всей видимости, тоже не знали о нашей принадлежности, потому что как только они обнаружили наше передвижение, то сразу спрятались по своим позициям.

Конечно, и мы чуть присели, спереди и по цепочке до нас стали передавать просьбу – спрашивали о зелёных сигнальных ракетах, которые нужно было передать старшим офицерам. Тем самым сигналом они хотели подтвердить наше союзничество для тех, кто находился от нас в отдалении. Только я успел передать чередующуюся просьбу, как тут же послышался хлопок, который меня напугал своим близким разрывом, мне даже подумалось, что рядом с нами лёг какой-то разрыв. Однако мои опасения были напрасными, потому что на самом деле это был звук от взведённой ракетницы, зелёный огонь которой стремительно взмыл в небо. По замыслу, такую же ракету должны были пустить и те, кто находился спереди, дабы подтвердить свою причастность к союзническому подразделению. Тем не менее ответного сигнала от них не последовало, так же, как и не последовало после второй выпущенной нами ракеты. Делать ничего не оставалось, поэтому трое из наших неизвестных двинулись на ту самую возвышенность, на которой виднелись укреплённые брустверы. После десятиминутной заминки туда выдвинулись и мы. По мёрзлой дороге уже просто тянулась какая-то неорганизованная куча из людей, которым уже было всё равно на какое-то предостережение или опасность. Люди очень сильно устали, а многие из них были ещё и морально подавлены.

Для всех вышедших этот рывок стал большим предостережением и поводом для раздумий, потому что контрактники увидели в себе брошенных на откуп судьбе людей, за жизнь которых никто не отвечал. Дальнейшее неизвестное их уже пугало, они были не готовы идти куда-то дальше, так же как и не верили в слова каких-то больших командиров. Люди просто увидели другую сторону фронта, на которой не было ни ответственности, ни каких-либо объяснений. В идущей толпе не было каких-то осуждающих формулировок, так же как и не было каких-то эмоциональных всплесков по поводу всего происходящего. Если люди о чём-то и говорили, то скорее о том, что больше они никуда не пойдут, ни на какую задачу, пока их не выведут на границу и не дадут отдохнуть. Думал ли я об этом? Конечно, потому что я так же, как и они, увидел обстоятельства, при которых люди могут быть предоставлены самим себе, подобное для меня представлялось страшным и недопустимым, потому что я уже знал схожие случаи, при которых люди гибли попросту из-за некомпетентности других. Всё это сильно давило, и за некоторые вещи мне было очень стыдно.