– А почему бы и нет, – снимая рубашку, согласился Виквик, – это тоже хорошая идея.

– Там Ганка в обморок грохнулась, – влетела в комнату Алёна. – Павел!

И Паша помчался за ней.

– Я ей говорил, я ей говорил – солнце!

– Ну вот, начинается, – сказал Виквик, садясь за стол и кладя перед собой лист бумаги. – Дурёха она и есть дурёха. Надо уже программу составлять… Вот способна она теперь выступать? Может мне кто поручиться?

– И не сомневайся, – хмыкнул Артур. – Чего-чего, а на концерт она из гроба встанет. – И мне: – Заметь, как заполошно бегает наш Курёнок – точь-в-точь как цыплёнок. – Он сел на кровать и что-то быстро стал записывать в блокнот, затем повернулся опять ко мне:

– Послушай новые стихи, сэр Ген! – И стал читать.

Виквик с неудовольствием поглядел на него исподлобья.

– Что, мешаю? – спросил Артур, прищуря глаза.

– В общем, да.

На губах Артура промелькнула кривая ухмылка. Он взял свой чемодан-сумку, бросил на кровать и стал вынимать вещи – костюм, туфли, галстук… кроме необходимых в командировке вещей, у него было много всяких изящных штучек, – несколько зажигалок, ножнички, ножички, щётка одёжная и другие щёточки и прочее-прочее, назначения чего я даже не смог определить.

М-да, а вы в чём-то схожи, братцы-кролики, – у Виквика, я знал, был набор не менее разнообразных вещиц – правда, все они в основном имели прикладное (к музаппаратуре) назначение, но почему-то мне захотелось провести параллель – это у меня была такая игра – можно сказать, хобби: поиск сходства и отличий в людях. – Страсть к фетишизму – это что, снобизм или болезнь?.. – И вслух:

– Ты деньги старинные не собираешь, Артур-джан?

– А что такое? Есть предложение? Я современные собираю. Чем крупнее и больше, тем лучше.

– Нет, ты видел! – сказал он мне уже позже, когда мы выходили из помещения. – Я ему, видите ли, мешаю. Он мне – нет, а я ему – да. О, деятель! Худрук хренов!

– Да зря ты так заостряешь.

– Почему же зря? Взял на себя руководство, так нечего изображать из себя персону-VIP. А таким дашь слабинку, они тут же оседлают. Поверь мне, психологу. Кстати, как я выгляжу?

– Нормально.

– Не мятый пиджак.

– Сойдёт.

– А галстук подходит?

– Годится, – успокоил я его, хотя ярко-жёлтый цвет показался мне несколько, что ли, претенциозным, канареечным. – Ты что, стихи будешь читать?

– Я бы и спел, да вот гитару не взял.

– Так давай, я тебе подыграю.

– О-о! А я как-то и не сообразил. Дай-ка помогу нести баян.

– Ничего-ничего, я привык. Свой струмент руки не тянет.

– Ну хоть немного – для подхалимажа…

Клуб был переполнен. На сцену артистам надо было выходить прямо из дворика между палатками. Однако это было скорее преимуществом, чем неудобством. В зале висела вязкая духота, а за дверью опускалась пряная свежесть южной ночи, накрывшая в одно мгновение палатки и горы вокруг.

Викентьев исполнил две песни – первую под мой баян, вторую под аппаратуру, которой поручили заправлять Паше (кстати, пока не пойму его роли – получается, Ганна возит его с собой как медбрата или реквизит). Далее Алёна, Ганна (они вытаскивали на сцену солдат из первых рядов – подпевать и подтанцовывать, что определённо тормошило и вносило оживление даже в очень застенчивых), Артур Бардджин (стихи, баян) и в заключение опять Викентьев. Впервые слушая незаурядную песню «Блок-пост», я неожиданно для себя стал подыгрывать, вплетаясь в аранжировку записи, так что Виквик оглянулся и показал большой палец.

А что, вспомнил я, самое время передать приветствие от Володимира. Сказать: вы, друзья, прослушали щас музыку Виквика, то есть песню Викентьева, на стихи Силкина, лауреата госпремии, и он просил вам кланяться так же, как раскланялся только что…