А он то откуда сие обращение извлёк – раньше так не называл – Артур распространил уже? Ух каков шустряк, однако.

Я почесал в затылке: честно говоря, я не был готов прочувствовать сказанное про госпиталь – это походило на информацию по телевизору.

– Ну а второй момент?

– Второй момент… Выступаем опять же у чёрта на куличках и всё вроде хорошо – по крайней мере, лица, что я различал перед собой, были внимательны… А потом, уже за столом, один офицер возьми да и брякни: «Вот чего вы к нам приехали? Прошлый гость хоть компьютер привёз. А вы? Песни? Соловья баснями кормить?» – ну, в общем, что-то в этом роде…

– И что ты ответил?

– А что тут ответишь?

– Зачем же ты едешь опять?

– Ну, во-первых, может, он один такой хозяйственный… он ещё всё насчёт благ всяких толковал… Получим-де то да сё… награды, имел он ввиду, всякие к пенсии льготы…

– А во-вторых?

– Ну, я не знаю – во-вторых или во-первых… Ты вот зачем едешь? За благами? Я тебя давно знаю… Ведь скорее всего ты едешь, чтоб хоть на время почувствовать вкус другой жизни. И все так-то. Ну, в основном. И за впечатлениями. Хотя и думаешь: а не дурак ли я? И хочется, и колется, и мама не велит.

– Что-то новое в твоём репертуаре.

– А главное, со мной теперь безопасно ездить.

– Это почему же?

– А видишь, относит меня от беды.

– Это хорошо. Но ты бы всё же сплёвывал через левое плечо…

Виквик повертел головой, делая вид, что некуда, мол, плюнуть – всюду сплошь народ уважаемый, и улыбнулся.

– Ладно, как говорят, Бог не выдаст – свинья не съест.

3.

В Моздоке зной (точнее, пот) в одно мгновение прилепил мне рубашку к спине. Поэтому, пока готовили вертолёт к взлёту, я выбрал местечко под одной из лопастей – она бросала узкую тень на бетонку, однако этого мне вполне хватило, только сандалии высовывались под солнце и в две минуты накалились так, что я отдёрнул пальцы, наклонившись поправить носок.

– Ах ты, ёлочки зелёные мои!

Ганна прищурилась на меня, и я спросил:

– Не боишься поджариться, прынцесса?

– Люблю жару в начале мая, – весело ответила она.

– Нет уж, Ганнушка, надо поберечься, – выразил свои опасения Паша, – с непривычки можно упасть от такого солнышка.

– Лапушка, – Ганна взяла супруга под руку и, отводя в сторону, замурлыкала, – мне загар разве не к лицу? Ты не находишь, птенчик ты мой?

– Нахожу. Но сэр, по-моему, в данном случае прав. Мы ведь из тусклого Подмосковья выскочили – организм должен приспособиться к новому климату. А тут нужна постепенность.

– Ну и вот, ты сказал – я выслушала, как паинька. И я тебе отвечаю, что прекрасно себя чувствую.

– Как думаешь, – вплотную приблизился ко мне Улан Мефодич, – удастся раскрутить эту кралечку?

– Ты на что намек-кекиваешь? Чтобы я не мешал? Или тебе интересна реакция её мужа?

– Какой он ей муж. Салажонок.

– Неужели тебя интересуют такие мимозы?

– На вкус и цвет, и на запах, брат мой…

Мне опять пришлось пожать плечами: ну не хватает сегодня смекалки… в морализаторство уклон. С чего бы это? Контузия, что ль?

– Сморчок и есть. А я, между прочим, в прошлом боксёр. И сейчас ещё могу отмахнуться.

Явный запах коньяка сделал мне понятным его речи. Я лишь подумал: в такую жару!.. Хотя, хм, в всех горячих точках побывал… привычен, знать.

– Желаю удачи. Только возьми и меня в расчёт тогда уж.

– Что, тоже запал?

– Да ради спортивного интереса. Посостязаемся?

Улан Мефодич посмотрел мне в глаза, отошёл шага на три и уже с этого расстояния погрозил пальцем.

«Ишь ты, старый хрыч. Туда же… – я воспринял его слова как шутку: – Ну-ну. Как бы эта кошечка глаза тебе не выцарапала, Мефодя».

– Это про каку-таку кошечку вы тут нашёптываете? – незаметно подошёл Артур-джин. – Хотел бы остеречь – рысь, конечно, кошка, но зверь довольно крупный… и нападает внезапно, потому что коварна.