– С людьми?

– Ну не с баранами же, – бросил раздражённо Улан Мефодич и даже ощерил зубы. Ему Паша явно не импонировал своей смешливостью и способностью удивляться всему, что было в диковинку.

Мне показалась странной такая реакция Мефодича. Но Паша не обращал внимания на выпады в свой адрес – это было либо свойством его натуры, либо какой-то ущербностью в психике. Такой, по крайней мере, вывел предварительный диагноз Артур:

– Обрати на это внимание, – сказал он мне.

– А мне-то зачем?

– На всякий случай. Ганка наводит на тебя лорнет, сэр.

– На меня? Хоть ты и джин, но чутьё тебя подводит. Её кокетство меня мало волнует.

– Это ты будешь объяснять травматологу.

Я внимательно посмотрел вслед Артуру (он побежал поправить свой багаж в кузове): меня всегда беспокоят настойчивость, с какой мне делаются предостережения – причём, остерегаться, как правило, следует того, кто остерегает…

– Это Терский хребет, – загибал пальцы Паша. – А это?

– Сунжинский, – подсказал я. – Ты лучше записывай. А то я заметил – лишних вопросов тут не терпят.

– Спасибо.

– Жара предполагает раздражительность, – заметил я безотносительно к кому-либо. – Щас умоем рыло, поваляемся с полчасика и всё будет о-кэй. Да, Саша?

Эскадрон обернулся, уже занеся ногу в броневик:

– Концерт в восемь вечера. Потом ужин у командира. Таков предварительный план.

– Фазан, – буркнул Мефодич, – фазан и есть. Ни слова попросту. Сплошной устав и циркуляр. Даже скушно становится. – И отвернулся.

– А чего же скушного, если ужин у командира? Чай, коньячком побалует.

– Ну разве что это одно и радует.

Я посмотрел на его затылок с редкими волосами и не сумел определить – какие на самом деле чувства вызывает во мне этот помятый и потный писатель. Мне-то как раз наш Эскадрон понравился: атлетичен, уверен в себе, глядит в глаза внимательно и спокойно, мыслит чётко и быстро… Как-то надёжно за ним. Улан же брюзжит потому, очевидно, что у него просто исчерпались спиртные запасы.

«А вот выпьем вечерком и всё наладится…»

– Это было бы замечательно, – точно расслышал мою мысль Мефодич и потёр ладонь о ладонь.

В этот момент с моей головы сорвало кепи, и она спланировала за полутораметровый ров. Я прыгнул и едва не сверзился в канаву: ноги оказались ватными. Ай-яй-яй, совсем забыл… про контузию. Однако с высадкой на Чеченскую землю я почувствовал себя на удивление здоровым, такое со мной уже случалось однажды – когда я приехал в Крым, – климат, целебный воздух тому ли причиной. Или же истина крылась в том, что начинали разворачиваться некие события – они захватывали, тормошили, придавали вкус существованию…

– По машинам!

И попылили.

4.

Мужчин (кроме Улан Мефодича, которому, как мэтру отечественной литературы, отвели отдельные апартаменты) разместили в крайней кирпичной казарме, женщин – в следующей, что ближе к пыльному плацу. Я обратил внимание, как быстро Артур сориентировался и занял удобную койку у окна для себя и для меня напротив. Ишь ты! – я искренне восхитился, ставя баян у стенного шкафа. – Журналист… ухватист… молодцом. И вслух выразил одобрение общего плана:

– А что, всё цивилизованно. Есть где умыться.

– И чайку попить, – добавил Виквик.

– Принимается, – и Артур стал распаковывать свой багаж. – Пирожки, пирожки, кто желает пирожки? Между прочим, сам испёк. С грибами и картошкой.

– Ты разве не женат? – спросил Виквик и не получил ответа.

– Моя любимая пища! – захлопал в ладоши Паша.

– Вроде тощ, а жрать горазд, – заметил Мефодич. Ему почему-то не хотелось уходить от компании в свои апартаменты.

– Жаль, холодильника нет, закусон пропадёт, – я лёг на свою койку и устроил ноги на железную спинку. – Чтой-то ноженьки мои занемели. Сунуть, что ли, их под кран, чтоб покраснели?