Потом еще неделю при виде Жанетт он краснел, избегал ее. Глядя на ее легкие рубашки, он думал о том, какая красивая грудь под ними скрывается. Жанетт потешалась над его смущением, не догадываясь о секрете Пита. Переполненный эмоциями, он стал плохо спать; вскакивал среди ночи, возбужденный и напуганный незнакомым предчувствием физического блаженства. В одну из таких ночей он решил посидеть на крыльце дома. С моря веяло соленой прохладой, нежные шлепки волн о берег успокаивали его. Питер вглядывался в ночь, и ему казалось, что бледный силуэт Жанетт, русалка, променявшая хвост на ноги, выплывает из кромешной тьмы. Но Жанетт стола за его спиной. Она неразборчиво что-то пропела по-французски и села рядом. Они оба молча таращились на невидимое море, думая о своем, а потом она закурила. Пламя спички на миг ярко осветило ее красивое сонное лицо, красный огонек разгорался ярче и ярче, когда она делала отчаянные затяжки. Жанетт то и дело откидывала голову назад и картинно выпускала пар изо рта в беззвездное небо, часто стряхивала пепел себе под ноги, агрессивно постукивая по сигарете пальцем. На середине сигареты она зачем-то прошептала ему на ухо, хотя никого рядом не было, что-то вроде «Только не говори моему папе». Питер потянулся за сигаретой, Жанетт с улыбкой отдала ее и закурила новую. Пит курил впервые, ему непременно хотелось произвести на нее впечатление, показать, что он уже взрослый, такой же, как она. От первой затяжки у него закружилась голова, он закашлялся, но постарался изо всех сил взять себя в руки, чтобы не быть осмеянным. Когда противная сигарета была скурена, Питер потянулся к Жанетт за первым поцелуем, ведь ради нее он совершил отчаянный поступок, и ему всю ночь теперь тереть руки мылом, десять раз почистить зубы, чтобы не опозорить отца, считавшего его хорошим мальчиком. Жанетт лишь рассмеялась и шлепнула его по плечу. Щеки Питера пылали от стыда, и как славно, что тьма почти скрывала его лицо. Она рассеянно поцеловала его на прощание в лоб, словно младшего брата. Небрежный, шутливый поцелуй. Питер хорошо перенял этот жест снисхождения, предназначенный для одиноких детей и нелюбимых взрослых, и тысячу раз без всякой жалости повторял его с другими женщинами. А еще с тех пор он стал ненавидеть запах сигарет.

Спустя года два он случайно узнал из отцовского разговора с кем-то по телефону, что она разбилась на машине по дороге в Прованс вместе со своим мужем. Эта новость прокатилась звучным эхом по его душе и замерла где-то в ее потемках, превратившись со временем в комариный писк, а потом, окостенев, осталась лежать там, глубоко, кусочком тоскливой тишины.

На перемене ему позвонил Фил, его лучший друг еще со школьной скамьи. Фил был не похож на Питера ни внешне, ни внутренне. Фил – немного карикатурный лысеющий мужчина с избыточным весом, вследствие чего подвергался нападкам со стороны Питера. Глаза у Фила были добрыми, похожими на коричневые переливчатые бусинки. Он часто смеялся, любил пошутить, хоть и шутки эти были в основном сортирные. Весь такой жизнерадостный, простой и неотесанный малый. Сколько бы Питер над ним не потешался, он был очень привязан к другу. Он говорил: «Фил – это отражение моей светлой стороны, если она у меня вообще есть».

– Хэй, Пит. Какие делишки? – в трубке раздался по-женски мягкий, высокий голос.

– Ох, я что-то совсем запарился. Этот учебный год меня доведет. Замечательно, что сегодня пятница, можно напиться. В какой паб пойдем? – протянул Питер с интонацией уставшего гения.

– Да, думаю, в тот, в котором были на прошлой неделе. Там сегодня новое пиво привезут. Ну и девочки туда захаживают ничего.