Никогда мне не было так одиноко, как сейчас. Гораздо труднее, когда ты потерял, чем когда ты не имел ничего. Карло занимал все мои мысли. Я старалась забыться, но знала, что ничего не выйдет, потому что я не могла не думать о нем.

Мне пришлось заказать новый гардероб: здешний климат был просто ужасен: постоянные дожди навевали еще большую тоску. Все кутались в меха, носили длинные перчатки. После жаркой Италии и ее ласкового солнца, которое грело мои босые ноги, меня мучил холод, словно забирающийся под кожу. Никаких ярких цветов, которыми пестрели наряды южных красавиц: розовые, голубые, фисташковые, алые… Лишь черный и серый, изредка коричневый и темно-синий. Все как будто носили траур. Траур носила и я, это было глухое черное платье, накидка, отороченная мехом и любимая венецианская треуголка с черной вуалью. Как ни пыталась я скрыться и затеряться в этом обществе, все равно обо мне судачили, шептались, и я все это видела и за все время не нашла себе ни одной подруги, ни одного близкого мне человека.

Привычный ритуал: в первой половине дня я писала в саду, а после обеда собиралась в город, в театр. Экипаж мне был предоставлен роскошный: шестерка породистых лошадей, запряженных в великолепную карету, кучер в расшитой золотом ливрее и пара сопровождающих слуг сзади на козлах. Ехать было далеко и долго, поэтому выезжали еще при свете дня, потом я молча проходила в ложу, ни с кем не разговаривая и не останавливаясь. Затем начиналось действо: оркестр, дирижер, примадонны, солисты, наряды, декорации… Боже, какая скука! Но в этот раз все пошло иначе. Музыка так увлекла меня, что я, вспомнив прежний восторг, не могла оторваться от сцены. Человек, который мог так заворожить меня своей музыкой, должен был обладать не меньшим профессионализмом, чем Порпора, или Броски, или Хассе, или… Гендель! Как же я сразу не узнала его!

В высоком белом парике он сам сидел за клавикордами в оркестре. Его музыка заставляла трепетать душу и сердце ― вот он, гений! Несмотря на плохих артистов, несмотря на скучный оркестр, он вытягивал оперу своей музыкой! И все, что происходило на сцене, уже не казалось мне второсортным. Неожиданно спектакль кончился, я очнулась не сразу. Сколько я еще не могла встать и покинуть свое место? Не знаю. Просто в какой-то момент меня оглушила тишина в зале, но мне хотелось еще и еще, чтобы это волшебство никогда не кончалось. Я как будто вновь оказалась в любимой Венеции… Гендель довел меня до дрожи и слез!

Когда я вышла из театра и уже приблизилась к своему экипажу, дорогу мне преградила массивная фигура. От неожиданности я замерла на месте.

– Добрый вечер, синьорина.

Так ко мне уже давно никто не обращался. Я старалась в темноте разглядеть лицо незнакомца. Это был Гендель.

– Добрый вечер, маэстро.

– Синьорина Роксана, не окажете ли мне честь в разговоре с вами? Я хотел бы пригласить вас на поздний ужин.

– Маэстро, это неудобно, но я не могу отказать столь уважаемому мной человеку.

Он взял меня под руку и увел в свою карету. Всю дорогу мы не обменялись ни словом. Рядом с ним я чувствовала себя еще более несчастной, ведь этот человек был связан с моим Карло, с моей прошлой жизнью, о которой я не уставала тосковать. А вот зачем ему я? По-видимому, ответ мне скоро предстояло узнать.

Расположившись в теплой гостиной с камином, мы сидели в мягких креслах, слуга незаметно накрыл на стол.

– Выпьем, синьорина, за все, что нас связывает!

Я молча приняла бокал с вином и, чтобы скрыть внезапно набежавшие слезы, опустила глаза.

– Маэстро, не буду отрицать, что рада вас видеть. Ваша опера, которую я сегодня имела честь слышать в Ковент-Гардене, поразительна! Вы поистине гений, вы тронули мое сердце…