– Подумайте, Карло Броски! И будьте мужчиной!
Раздраженный маэстро покинул дом так быстро, как позволяли его больные ноги.
– Карло, Карло! Давай с тобой выпьем вина, брат. Этот старикашка сбрендил, не бери в голову.
– Я поеду в Испанию.
– Что?!
– Я поеду в Испанию. Прикажи собирать наши вещи.
Разлука
– Деточка, подойди ближе, сядь вот здесь, ― тетушка Маргарет подвинула к себе маленький пуф, приглашая меня устроиться рядом. Сама она восседала на старинном, похожем на трон бархатном кресле, утопая в подушках. На первый взгляд могло показаться, что ей давно перевалило за сто. Но, по ее собственному утверждению, она чувствовала себя приблизительно на двадцать.
– Вы так милы, тетушка, что позволили мне остановиться у вас, ― я поправила краешек шали, прикрывавший ее плечо.
– Я очень рада такому соседству, дитя мое! Жаль, что я плохо вижу, но обещай, что покажешь мне все свои рисунки как можно скорее. Я немного разбираюсь в искусстве. Мой покойный супруг был страстным коллекционером всего необычного и привозил из разных стран премилые вещицы. Сейчас я уже и не знаю, где они, все растеряно за столько лет.
– Тетушка, а вы всегда жили здесь, в этом замке?
– Нет, что ты! Это только вторая и не самая лучшая половина моей жизни. Я жила при дворе Тюдоров! Какая я была красавица, сколько у меня было драгоценностей, какой выезд! Не представляешь, шестерка белоснежных лошадей и позолоченная карета.
– Вы и сейчас красавица. А потом что было?
– Потом…. Я влюбилась в моего мужа, Генриха. И он увез меня сюда, в этот замок. Мы стали жить за городом, в полном уединении, ― грустно вздохнув, поведала старушка.
– Но ведь это так прекрасно! Почему же вы грустите? Разве блеск и мишура королевских дворцов сравнится с уютным уединенным замком, где вы вдвоем с любимым?
Я вспомнила наш маленький домик, гроздья винограда, теплое солнце и море.
– Детка, ты вот-вот заплачешь. Не хочешь рассказать старухе о своей печали? Я слышала, что причиной твоего отъезда стали братья Броски. Который из них?
– Не знаю. Причина во мне.
– Так как его звали?
– Карло.
– И ты, конечно, любила его больше жизни, ― улыбнулась тетушка.
– Я и сейчас люблю его больше жизни.
– Дитя мое, так почему, бога ради, ты здесь?!
– Так получилось, и так… будет лучше для нас всех.
– Это глупо и преступно, вот что я тебе скажу. Если бы я смогла тогда удержать своего Генриха от похода на войну… Вот что непоправимо! Кроме смерти, можно исправить все.
– Вы так говорите, тетушка, потому что вы мудрая.
– Ты хочешь сказать, что я старая и потому мудрая, ― она рассмеялась, показывая прекрасные жемчужные зубы. ― Мудрость приходит с годами, дитя. А вы, молодые, так наивны! Вы предпочитаете набивать свои шишки, чем слушать нас, стариков. Как я могу тебе помочь? Мне больно смотреть на твое грустное лицо.
– Тетушка Маргарет, вы могли бы арендовать ложу в королевском театре?
– Могла бы я? Завтра ты получишь свою ложу! Не зря же я столько отдала двору, не правда ли? ― и она заговорщицки подмигнула.
Карло вдруг принял приглашение испанской королевы Елизаветы Фарнезе. Она почему-то была уверена, что пение Фаринелли поможет облегчить муки ее страдавшего неврастенией супруга. По рождению Елизавета была итальянка и, вероятно, слышала Фаринелли раньше, когда приезжала в Италию навестить отца. Позаимствовала ли она свою идею у другой испанской королевы, Марии-Анны Нейбургской, по сходной причине с 1698 по 1700 год державшей при Карле Втором Маттеуччо? Была ли она уверена, что так называемая «музыкальная терапия» способствует исцелению? Как бы там ни было, Карло и его брат отправились Мадрид. Филипп Пятый, внук Людовика Четырнадцатого и первый Бурбон на испанском престоле, дошел к этому времени до крайней степени истощения и депрессии. Ничто не спасало его от приступов черной меланхолии, когда он по нескольку дней не вставал с постели, никого не желал видеть, даже не умывался. Притом он уже более двадцати лет страдал припадками буйного помешательства, когда сам себя царапал и кусал, нападал с кулаками на королеву и утверждал, что он то ли заколдован, то ли уже умер, то ли превратился в лягушку.