– Мил, а чего бы ты вообще хотела?

– Олимпиаду!

– А из реального?

– Джош говорил, что мы попробуем!– в голосе истерика, -Если вы в меня не верите, вы мне не нужны!

“Ну, конечно, Джош! Прекрасный тренер чемпионов, доконавший хребет Милки. Что ему говорить-то еще? Деньги просто так не закапают от федерации”,– фыркает про себя Домбровская.

– Мало ли в России тренеров. Найди того, кто тоже будет говорить,– Вика даже не злится, хотя сам диалог утомителен.

Куда приводят мечты, которые не могут сбыться? Вот в чем вопрос.

– Виктория Робертовна, я хочу кататься. Я не знаю, как и где, но я хочу!– губы дрожат, но держится.

– Я тебя услышала, Мил. Приезжай завтра к 11 на лёд, будем смотреть твои программы и думать, что нам делать, чтобы ты могла кататься.

Милка уходит так быстро, что кажется, опять сбегает. Лишь едва кивает на ходу.

****

Закрывая дверь кабинета, Вика видит Ландау, который идет навстречу. Улыбка озаряет лица обоих. Домой, домой! На ходу она подхватывает мужчину за талию, и они отправляются к дверям.

Из туалетной комнаты для женщин, мимо которой пара идет, обнявшись, слышны рыдания.

– Это что за призраки завывают у нас на этаже?– улыбаясь, шепчет ей в ухо Илья

– Леонова плачет,– спокойно отвечает ему Домбровская.

– Может, зайти?– молодой человек притормаживает.

– Нет… это ее круг ада. Мы там лишние. Пошли домой. Я устала, Илюш. Зверски.

Мила невольно разбередила раны, казавшиеся хорошо зажившими. Вернула в тот жуткий постолимпийский год. Год расплат за успехи. Год потерь.

Домой возвращались под Шаова, видимо, Илья почувствовал, что внутри любимой женщины минор и разбавлял его тем способом, который оба они понимали – музыкой. Когда зазвучало:

Сам Гендель был обжорой,

Гюго грешил инцестом,

А Фёдор наш Михалыч

В рулетку баловал.

И даже умный Ницше

Свихнулся, как известно.

Чайковский… Ну, эт ладно…

А Мусоргский бухал!-

Вика хихикнула и сказала:

– Сколько же про нас будет слухов в конце концов. И какие, наверное, странные?

Илья, расслабленно улыбнулся в ответ:

– Про меня будут говорить, что я завоевал лучшую женщину мира, приложив к этому нечеловеческое количество усилий и разогнав всех поклонниц!

– Уж прямо нечеловеческие усилия?– весело сказала блондинка.

– Однозначно! Она четыре года прикидывалась бесчувственной снежной королевой, которую во мне интересовали только мои постановки! Никогда тебе этого не прощу и буду мстить каждый вечер и, возможно, каждое утро… или наоборот!

****

Полгода после олимпиады

За эти шесть месяцев она успела столько потерять, но все это было лишь ожиданием и предвестником главной потери. В середине осени смерть отняла самое главное, измучив ожиданием и борьбой до полного истощения души и тела.

В последнюю решительную неделю Виктория взяла только один выходной в день смерти самого близкого и родного человека, мамы, и еще полдня в дату похорон. Она работала. Работала. Работала. Сезон не останавливается, что бы с тобой ни случилось. Самые важные старты прошла своим чередом под звук телефонных сообщений о состоянии уходящей из жизни мамы. И никого не интересовало, что где-то в Москве горюет совсем еще невзрослая девочка, бабушка которой лежит в больнице и вряд ли уже выздоровеет. Тем более никого не интересовало, что мать этой девочки не чувствует почти ничего, кроме страха и горя. Виктория Робертовна улыбалась, давала интервью. Ни слова не говорила о беде, окружившей весь ее мир.. Оставалась королевой, ведущей к победам своих принцесс. Прекрасные девочки-мечты. И пустота на сердце, за которой не было места ничему, кроме боли.