– Да Бог с Вами, Еленушка Николаевна, барыня милая! Чем же Вы могли кого огорчить? Вы у нас светлая душа, ясная. Разве только дурной человек плохо про Вас помыслит.

– А много таких дурных?

– Да куда же без них денешься? Всяких в мире Божьем живёт.

– Глаша, скажи всё, что знаешь. Отчего прислуга по углам шуршит? Отчего знакомые перестали к нам ездить?

– Кому нужно, барыня, тот приедет. А кому не обязательно, тому и лучше дома посидеть. Всякому своё!

Елена Николаевна рассмеялась:

– Ты, Глаша, говоришь совсем как Алексей Платонович!

– Да ведь и Вы, Еленушка Николаевна, теперь только и говорите, как Алексей Платонович.

Глаша, развеселившаяся было вместе с барыней, тотчас испугалась, что слишком зашла на барский двор. Неужели обидела она Елену Николаевну ненароком со своим бабьим языком? А ведь она любит свою госпожу, ветерку бы на неё подуть не позволила. Не рассердилась ли та? Нет, смотрит внимательно и серьёзно.

– Глаша, по-твоему – какой человек Алексей Платонович?

– Такой, барыня, что и придумать лучше нельзя! Такого человека сразу видно.

– Значит, никого не обижает его присутствие в нашем доме?

– Да кому же обижаться-то? Кроме Вас, барыня, никому от того вреда нету.

Елена Николаевна изумлённо глянула на Глашу.

– Не рассердитесь на меня, никудышную, если расскажу Вам, чего, может, нам не следует и знать? Осуждают Вас, что ездит к Вам каждый день мужчина. Отказались, мол, Вы из-за него от всего белого света. А его называют – не сердитесь, барыня, – Вашим любовником!

Любовником! Ну да, конечно! Как же она позабыла, что есть такие понятия в обществе людском? Что ещё надобно им думать, когда они с Неволиным проводят вместе дни напролёт, да вот уже целый месяц?

Она никогда не вдавалась в те категории, коими мыслит большинство. Её внутреннему миру чужды были эти пошлые сентенции. Хорошее русское воспитание прекрасно сочеталось с сущностью её собственной души, не противоречило, а укрепляло её. Во многих житейских вопросах она была что называется – себе на уме. Это был её своего рода эгоизм – не зависеть от тенденций мира сего. Вся же эта человеческая популяция, коронующая себя званием «просвещённого общества», лет тридцать назад различала лишь два сорта мужчин: либо муж, что хорошо, либо любовник, что явно неприемлемо, но негласно допустимо и очень пикантно! Теперь же вовсе никаких различий не делает, а творит всё, что только вздумает себе позволить. Но ей-то какое до этого дело? Всяк на свой манер.

Елена Николаевна побывала в трёх ипостасях: дочерью достойного отца, женой достойного мужа и вдовой, плакавшей на могиле мужа. Теперь она просто жила и была женщиной. Женщиной, попавшей в трудную жизненную ситуацию. Но вот Господь послал ей душевное утешение, доброго друга, который теплом своим развеял мглу вокруг её сердца. Но понятия «друг» не существовало применительно к женщине. Друзья иногда встречались, а понятия – не было. Общество не позволяет мужчине выходить за рамки натуральных проявлений. Он должен женщину либо желать, либо не желать. А, желая её, оставаться другом – дурной тон. Надобно либо жениться, либо становись, дружок, любовником. Почтительность не в моде.

И вот у неё теперь любовник! Извольте получить. Елена Николаевна рассмеялась, мысленно применив этот термин к Неволину. Буквально несколько дней назад, прощаясь вечером, он наконец-то поцеловал её! Сколько раз прежде, уезжая домой, он шутил:

– Свет мой, спасаюсь бегством, чтобы твой факел не разжёг во мне пламя стихийного бедствия!

Глаша спросила, ободрённая улыбкой хозяйки:

– Отчего это Алексей Платонович всегда называет Вас только «свет» и «светик»? Скажем, есть «любезная», «дражайшая»…