Очень уважал Шубникова М.И. Неделин. Как только приедет, в первую очередь – к нему: “Пойдем, покажешь, что ты тут мне настроил”. На объекты выезжал только с ним. Очень хорошо отзывался о строителях, ставил их в пример своим службам: “Вы ленитесь, а тут такой сад!”.

Когда тянули линию электропередачи, Шубников ездил по трассе с термосом и угощал солдат горячим кофе.

В 1965 году я служил на аэродроме. В этот день был дежурным по АТО. Шубникова провожали на лечение в Москву. Сопровождали его жена и Ткаленко. Шубников шел сам, сам поднимался по трапу. Спросил меня о моих детях: “Ну, как ребятенки?”.

“О Шубникове можно бесконечно говорить и только хорошее. Я очень хорошо его знала, так как мы дружили семьями. Когда его жена куда-нибудь уезжала, я делала уборку в квартире, готовила еду, стирала Георгию Максимовичу.

Шубников был очень простым и непритязательным человеком во всем. Пищу любил простую: каши, пироги, блины. Когда приезжали гости, я старалась приготовить что-нибудь особенное, как-то украсить стол, но Шубников говорил мне: “Мы здесь все крестьяне, готовь по-крестьянски”. Так по-простому встречали и Неделина.

Поскольку все знали дружеские взаимоотношения между нашими семьями, Шубников всегда из списков на премии вычеркивал меня и мужа, говоря при этом: “Знаешь, Рая, не хочу я этих разговоров”. Но зато на праздники всегда от себя давал по две бутылки коньяка и по две бутылки шампанского. Два раза безвозмездно давал по сто рублей на отпуск.

Мой муж мучился головными болями, и печень у него болела. Во время приступов боли в дороге его заменял Шубников. Не было случая, чтобы они ехали на площадку или обратно и не взяли попутчиков. Шубников говорил Павлу: “Видишь, голосуют – останавливай”. Павел так привык к этому, что когда стал возить другого начальника, ему частенько попадало за то, что он останавливал машину в ответ на поднятую руку.

С большим участием, сердечно принимал Шубников посетителей и в кабинете и у себя дома. Когда он видел перед собой плачущую женщину, то говорил: “Голубка, ты посиди, успокойся, а потом мы с тобой побеседуем”. И всегда старался помочь в любом вопросе, с которым пришел посетитель.

Очень характерны для Шубникова и следующие эпизоды. Как-то он увидел, что я выбрасываю в мусорное ведро недоеденный хлеб, застыдил меня: “Отнеси коровам, или еще куда-нибудь. Разве можно хлеб выбрасывать?”.

До конца жизни Шубников спал на солдатской кровати, накрывшись тулупом. Он любил тепло. К своим вещам привыкал, как к живым существам. Из-за этого кабинет его годами не ремонтировался. На столе он запрещал что-либо трогать во время уборки. Утром ходил на работу пешком и без фуражки. Бывало, спрошу, зачем фуражку снял, отвечает: “Для того, чтобы мне честь не отдавали, пускай идут свободно”.

Чаще всего Шубников и Павел уезжали на работу в 5 часов утра, а возвращались в 2 часа ночи. Но однажды, 7 января, приехали рано. Шубников мне звонит: “Пироги печешь? У Павла ведь сегодня день рождения”. А я и забыла совсем. Быстро приготовила еду, накрыла стол. Пришли Бусыгины, Георгий Максимович. Так и справили Павлу день рождения.

Когда Шубников заболел, попросил Павла: “Если я умру, помоги жене, устрой ее, ведь я всю жизнь ее опекал, она ничего не умеет”. Курушину сказал: “Я не взял квартиру в свое время нигде, прошу – обеспечь жену квартирой”.

31 июля 1965 года звонок из Москвы: “Разыщите Шемента, я хочу с ним поговорить”. Разыскали: “Павлуша! Я чувствую себя очень хорошо. Приготовь мне рубашки, я еду в Кисловодск”. Мы радовались, что дело идет на поправку. И вдруг известие: “Шубников скончался”. Павел ездил хоронить его в Ессентуки вместе с Фильчаковой. А после перевез его семью в Подлипки под Москву, сделал ремонт в квартире, помог расставить мебель и только после этого уехал…”.