Что же представляли собой такие книги? Если обратиться к титульным листам изданий, мы обнаружим самые разные жанровые определения – «алфавит», «введение», «комментарий», «сокровищница» и т. д. С некоторой осторожностью их можно определить как лингвистические справочники, имея при этом в виду, что содержательно они заметно отличались от привычных нам справочных изданий, подразумевающих алфавитное или систематическое расположение материала, наличие заголовочных слов и дефиниций, библиографических списков и т. д. История книг-полиглотов отражала поиск формы для нового научного материала – сведений об известных языках мира, число которых постоянно росло. Для обозначения самого факта их существования и классификации языков не хватало известных прежде и узаконенных рамок – латинской грамматики, словаря, комментария к Библии или истории народов. Разумеется, постоянно делались попытки применить эти дискурсы к описанию языкового многообразия: этимологии слов и само возникновение языков связывались с историческими и легендарными событиями, составлялись многоязычные лексиконы и т. д. Однако языковой материал поступал в Западную Европу в столь значительном объеме, что начал образовывать некий самостоятельный предмет, для полноценного изучения которого в науке еще не было инструментов и метода.

В силу общей тенденции науки XVI в. к созданию «репертуаров» (хранилищ) знания, прежде метода исследования появилась форма хранения сведений о языках: книги, содержавшие образцы языков («specimina linguarum») самого разного типа (от подборок слов до текстов), снабженные переводами и/или транскрипциями, а также историческими, грамматическими, этимологическими и иными комментариями. Минимальной разновидностью комментария была атрибуция – простое отнесение образца к тому или иному языку или народу («Graece, communiter», «Graece, ex diversis dialectis», «Antiqua Germanorum lingua»19). Каждый язык в таком «репертуаре» говорил сам за себя, что делало книгу многоголосой – «полиглотом»: явление, необычное не только по меркам наших дней, но и в XVI в., когда тексты печатались преимущественно на латинском или каком-то одном народном языке; право на «голос» уже получили греческий и древнееврейский, однако не все типографии располагали для этого шрифтами.

От источников и формы представления языкового материала перейдем к авторам книг о языках, которых иногда называют «филоглотами» (ср. Dini 2014, 32). Как можно убедиться, «случай Гесснера» (будучи полигистором и практикующим врачом, он составлял «Митридат» одновременно с «Историей животных» и «Универсальной библиотекой»), уникальный по своим масштабам, обладал тем не менее некоторыми типическими и закономерными чертами, характеризующими исследователей языков в XVI в. Среди составителей книг-полиглотов мы находим востоковедов-мистиков Гийома Постеля и Тезео Амброджо дельи Альбонези (причем первый известен также как путешественник, географ и математик); богословов и грамматиков Теодора Библиандера и Каспара Вазера; историка Иеронима Мегизера; руководителя Ватиканской типографии и библиотекаря Анджело Рокку; юриста и полимата Клода Дюре. Авторами исследований, посвященных истории и этимологии отдельных языков, также оказывались представители разных наук и профессий: собрания французских этимологий составлены врачом-анатомом Жаком Дюбуа и философом и математиком Шарлем де Бовелем, сопоставительный словарь латинского, греческого, немецкого и чешского языков – грецистом и корректором в типографии Фробена Зигмундом Гелением, критикой этимологий Бовеля занимался правовед Вольфганг Хунгер и т. п.