Гадалка по имени Ирга не была известна за пределами племени Шии’Мори. О ней не говорили с придыханием, отдавая дань уважения её умениям, к её предсказаниям не прислушивались, у неё даже не спрашивали советов – проще говоря, её за гадалку-то и не считали. Она была слишком молода, слишком взбалмошна, слишком любила всякие знаки и символы – и не считала нужным пояснять их смыслы и значения. Так что единственная польза, которую она приносила племени, – собирала и сушила неплохие чайные сборы, всегда пользовавшиеся спросом.

Конечно, Иргу подобное отношение обижало. Даже несколько оскорбляло. Она пыталась привлечь внимание к своим предсказаниям – но как назло, именно в этих случаях всё шло наперекосяк. Если она показывала узор на коре, который так и вопил: «Ужас! Ужас! На лес надвигается шторм!» – то в ближайшие пару недель с ярко-голубого неба не падала ни единая дождевая капля. Если же пучок травы, которым она потрясала перед соплеменниками, сообщал, что близится тёплая погода, чтобы переселять пчёл, – то уже назавтра ураганный ветер сметал всё новые, не успевшие закрепиться на ветках, пчелиные улья.

Но вскоре Шии’Мори привыкли к тому, что к гаданиям Ирги нужно относиться как к безобидному развлечению. А Ирга уговорила себя не обижаться на этих глупых и ничего не смыслящих в тайнах грядущего соплеменников.

Той ночью она тоже гадала. Что-то словно толкнуло её под локоть перед самым сном, заставило вздрогнуть и оглянуться, поймать взглядом старый мешочек с гадательными семенами и сесть за стол.

Семена гороха, бархатцев и сладкого перца легли веером. Зёрнышки мака собрались тоненькой чёрной линией. Шалфей и люпин перемешались и усеяли половину стола причудливым узором.

Ирга моргала, глядя на картину, открывшуюся ей. Это было… странно? Нет, освещаемые рассевшимися по стенам светлячками семена говорили предельно понятно – кажется, первый раз в её жизни они говорили так просто, ясно и чётко – но то, что они говорили…

Она затрясла головой, словно отгоняя диковинный сон. Рисунок, сложенный из семян, не изменился. Остался таким же, как и в тот момент, когда она широким жестом рассыпала их по столу.

Ирга почесала нос и полезла в записную книжку прапрабабушки. Не сказать, что та была хорошей гадалкой. Её записи о вареве Прозрения Будущего были густо заляпаны жирными отпечатками пальцев, а заметки о тонкостях предсказаний на рыбьей чешуе перемежались набросанными на скорую руку рецептами из этой самой рыбы. В общем, повариха из прапрабабули была куда лучше, чем провидица. Но Ирга не унывала – в конце концов, эти записи делали её единственной потомственной гадалкой среди Шии’Мори. А то, что не очень хорошей, – ничего, время покажет.

Однако сейчас прапрабабушкины записи не помогали. Более того – делали всё ещё хуже. Потому что подтверждали то, что Ирге говорили семена.

Ирга вздохнула, встала, прошлась по комнате, зажгла свечу. Ей стало страшно. Даже захотелось поверить в то, что она ничего не умеет, что её гадания врут и вообще, пора спать и нужно забыть о предостерегающих знаках семян.

О том, что великий Одур, легендарный воин из племени Шрумов, вернулся из небытия.

Иргу передёрнуло. Она никогда не вдавалась в тонкости политических дрязг, не разбиралась в паутине дипломатии и не озадачивала себя проблемами войны и мира. К Шрумам она относилась с равнодушием, Гримов побаивалась из-за их тёмной магии, а вот Протеями интересовалась – из-за их полумагических технологий. Шрумы были для неё слишком простыми, бесхитростными, обычными – они даже никогда не всплывали в её раскладах, иногда лишь болтались общим фоном, от которого не избавиться.