И этот крайний случай сейчас наступил.

При всех своих умениях пчёлы, которых Стелла только что отправила восвояси, не умели мыслить самостоятельно. Это был единый разум, в который попадало всё, что узнавала одна пчела. И будучи единым разумом, они не умели обсуждать. Как хранилищу информации, из которой не будет потеряна ни единая крупица смысла, пчёлам не было равных, но как сыскари они были совершенно бесполезны. Они просто не смогли бы проанализировать, сопоставить и выбрать путь, по которому нужно вести рассуждения – да, если бы они вообще умели рассуждать.

А сейчас нужно было именно искать.

«Дом гадалки, – объяснила Стелла жестами. – Что произошло вчера ночью. Понять. Рассказать мне».

Платок из бабочек дрогнул и рассыпался на несколько ровных кругов. А потом они снова собрались в облако и скрылись в чаще.

Стелла задумчиво забарабанила пальцами по подлокотнику трона и стала копаться в памяти, ища там имя «Одур».

К тому моменту, как бабочки вернулись, Стелла успела понять, о ком идёт речь. Легендарный воин Шрумов, старый вояка, который полжизни гонял чудовищ в лесу и ещё полжизни размахивал мечом в битвах. Шии’Мори в те годы не сильно конфликтовали со Шрумами – основные набеги на земли тех совершали Гримы и Протеи. Поэтому-то имя Одура и было Стелле знакомо лишь смутно.

Но ведь в таком случае и самому Одуру – откуда бы тот ни вернулся – не должно было быть особого дело до Шии’Мори, не так ли? Уж скорее бы этот призрак – или восставший из мёртвых, или вернувшийся из мира ушедших героев – нагрянул бы к Протеям или Гримам. Значит, ему было что-то нужно. И нужно именно от Ирги, а не от самого племени, иначе он пришёл бы к Стелле, верно?

«Так ли» и «верно» – были ответы на вопросы, что она сама себе задавала.

Их подтвердили и бабочки.

В трепетании их переливающихся крыльев, отражающих утренний свет, Стелла прочла: ни единая щель и ни один уголок в доме Ирги не остались неизученными. Бабочки смахнули всю пыль, перебрали весь пепел, переворошили все гадательные семена. В воздухе ещё висел гул чуждого раскатистого голоса – и бабочки поймали его вибрацию, стихающую с каждой минутой, как круги на воде.

Конечно, уловить весь разговор было уже невозможно – слишком много времени прошло с того момента. Но отдельные слова, произнесённые с особой интонацией, громкие и напористые, всё ещё таяли в воздухе.

И бабочки в танце – изысканном и многозначном, по сравнению с которым новости пчёл казались хаотичным толканием – передали эти слова Стелле.

«Одур», «амулет», «верну», «найду», «да будет так».

Стелла покачала головой. Каждый раз, когда ей казалось, что стало достаточно плохо, всё становилось ещё хуже. Возвращение с той стороны легендарного предка – особенно из чужого племени – было очень плохим знаком. Никто не знал, что происходит на той стороне. Никто не мог сказать, каким оттуда можно вернуться. Говорить о том, что Одур стал воплощённым злом, конечно, вряд ли можно – в конце концов, он не убил Иргу, а дал ей уйти. Но одержимый поисками амулета легендарный предок… Что ему может прийти на ум?

Стелла встала с трона и зашагала туда-сюда. Тем не менее из любого события можно было извлечь выгоду, и это – не исключение. Одержимый поисками амулета, легендарный герой наверняка будет благодарен тем, кто поможет ему этот амулет найти, не так ли? И вряд ли его озаботит то, что помощник или помощница окажется из другого племени, не Шрумов?

План складывался весьма логично. И будь Стелла Одуром и ищи какой-то из своих амулетов, она поступила бы именно так. Конечно, настоящий Одур мог считать иначе и поступить наоборот, но риск был оправдан.