Кроме всадников в отряде было много повозок. Двухколесные арбы, с большими, почти в рост человека, колесами с деревянными спицами и окованными железом ободьями. На таких колесах удобно ездить по степи. Вместо привычных нам оглобель – длинные толстые горизонтальные жерди, которые намертво крепятся к повозке, являются основой для ее каркаса. Возницы арб сидят не на облучках, как принято у нас, а верхом на лошади, которая арбу тащит.

Несколько конных с гиканьем рассыпались по деревне. Искали выживших.

Арбы без спешки проехали по единственной улице, останавливаясь по одной у каждого двора. Степняки спешились, верхом осталось только два наблюдателя. Разбрелись по дворам. Стали ходить по дворам и что-то тащить в повозки.

Когда эта суета приблизилась, я рассмотрел больше. Степняки собирали продовольствие. Тащили мешки с зерном и мукой, бочонки с медом и маслом, собирали в корзины тушки кур, несли целиком поросят, коз, телят.

На крышки корзин и туши скотины они прикрепляли какие-то клочки кожи. «Магические печати, – догадался я. – Чтобы мясо не испортилось».

С крупным скотом, коровами и лошадьми, большими свиньями, они поступали по-другому. Его разделывали прямо на месте гибели. Шкуры снимали не со всех, разборчиво. Потом я понял – свиные и коровьи кожи их интересуют, а лошадиные – нет. Лошадей у них своих хватает. Мясо брали не все, только самое ценное. Срезали большими ломтями и складывали в корзины, под печати сохранения. Костяки, жилистые части, головы, внутренности – бросали на месте разделки.

Солнце уже клонилось к закату. Все повозки загрузили так, что лошади их еле тащили. Наш конец деревни обобрать не успели.

Перегруженные повозки развернулись и потянулись на юг. С ними ускакало большинство всадников. Перед отъездом степняки набрали воды из деревенских колодцев, напоили своих лошадей.

Один важный хунгыр с двумя сопровождающими задержался. Он обошел не ограбленные еще дворы, прикрепляя к тушам печати сохранения. Видно, или завтра придут сборщики за остатками, или вся орда пойдет через деревню и по дороге подберет.

Наконец, степняки убрались восвояси. Я опять остался один.

* * *

Сразу бросился к колодцу. Безумно хотелось пить. Я не думал, что придется лежать в траве так долго, и не догадался взять с собой воду. Солнце, жара, а воды нет. Весь измучился.

Нахлебавшись свежей прохладной воды, остаток из ведра вылил себе на голову и тело. Мысли прояснились. Я осмотрелся.

Мне ведь надо как-то жить. Надо чем-то питаться. Мешка крупы и мешка муки мне хватит… пусть на месяц, два. А мясо? Хранить его негде. Зато степняки оставили мне много туш с уже закрепленными печатями сохранения. Корову я, конечно, не уволоку. А вот свинью, не слишком большую, или козу – вполне. Коза – это еще и шерсть, и кожа. Свинья – сало и прочная кожа. Надо брать. Не слишком много, чтобы не заметили, но надо.

У моего свояка были свиньи. Он держал целое стадо, больше десятка. Небольшие, шустрые, пятнистые. Вот от него я пару тушек и возьму. Авось, не заметят.

Я выбрал пару свинок, каждая весом с человека, поднял их по очереди на плечи, чтобы не оставлять на земле следов волочения, и перенес за сарай. Там положил под стену, горла разрезал, чтобы кровь хоть немного слилась, сверху соломой забросал. Потом перебрался к соседям, у них были козы. Одну козу себе позаимствовал. Может, на зиму тулуп сделаю, или сапоги теплые.

Кстати о тулупах. Пока степняки в крестьянских сундуках не копались, знали, что ничего ценного там не найдут. А ведь там зимние вещи есть, у кого-то новые, хорошие. Если орда будет через деревню проходить, они всё подчистую из домов выметут, а что не выметут – сожгут, наверное. Надо спрятать то, что мне пригодится.