А Кира машину будто и не замечает – идет себе и идет.

– Стой-стой, – наконец примирительно вздохнул Артем, беря ее за руку. – Я тебе верю. Пошли отсюда.

Кира развернулась. В ее глазах затаилось непонятное выражение. Нежная злость, автоматически подобрал определение Артем и сам поморщился – как неестественно звучит…

– То, что ты считаешь себя неотразимым, не делает тебя неотразимым, – мягко и почти шепотом сказала Кира, взяв его за лацкан пиджака и притянув к себе.

Вот и поговорили.

Артем собирался обидеться еще раз и всерьез – пошутили и хватит, в конце концов, – но тут появились полицейские и заозирались по сторонам, явно разыскивая кого-то.

– Предлагаю продолжить нашу беседу в более спокойной обстановке, – поспешно сказал Артем, развернул Киру и увел в переулочек, где она сразу же заметила припаркованную на пешеходном переходе машину, которую обходила женщина с коляской. Кира тут же забыла о полиции и недавнем происшествии, явно намереваясь повторить акт наказания.

– Да что ж с вами такое-то, люди?!

Она вынула из кармана ключи, зажала в кулаке так, что один из ключей начал казаться подобием кастета, и направилась к машине с этим орудием возмездия наперевес. Еще немного – и не миновать длинной глубокой царапины на блестящем боку.

– Тихо-тихо, – предупреждающе забормотал Артем, поймав себя на том, что уже дважды за час мурлычет это успокаивающее «тихо», словно маленькому и очень непоседливому ребенку. – Дай я.

– Ты будешь царапать? – удивилась Кира, и злость из ее взгляда пропала.

Артем покачал головой и нажал кнопку на брелоке: машина пискнула, разблокировав сигнализацию.

– Прошу, – махнул он рукой, открывая дверцу. – В отличие от того борова, я готов признать свою ошибку и переставить машину куда скажешь. Тебя подвезти?

– Спасибо, сама дойду, – сухо ответила Кира.

И тут раздалась трель мобильного телефона. После Кира вспоминала: еще до того, как она увидела на экранчике имя «Федя», и до того, как услышала его голос, она вдруг почувствовала легкий холодок, словно где-то рядом открыли дверь морозильной камеры, а солнце на мгновение потемнело, закрывшись скучной серой пленкой.

Федя был обстоятелен и спокоен – по крайней мере, голос его ничем не отличался от того голоса, каким он обычно спрашивал ее «Как дела?», но было в нем тщательно скрываемое огромное внутреннее напряжение. Что-то случилось, подумала Кира. Что-то совсем-совсем плохое…

Выслушав друга, она сунула телефон в сумочку и решительно полезла в машину. Артем с удивлением наблюдал за ней: только что оживленная и очень юная, Кира вдруг побледнела и моментально повзрослела, оставшись все такой же красивой. И взгляд ее глаз уже стал совсем другим: решительным и холодным.

– Ты поедешь или мне самой за руль сесть? – спросила она.

И Артем молча подчинился. За пару часов его жизнь круто изменилась – это он ощущал подсознательно, тонкой актерской интуицией. И если еще недавно он сомневался, стоит ли связываться с этой странной девушкой дальше (хороша компания! С такой борьбой за справедливость и до тюрьмы недалеко!), то теперь, когда у нее явно случилось горе, когда произошло в ее жизни что-то посерьезнее плохо припаркованных тачек, он не смог бы оставить ее одну. Странный магнетизм Киры действовал магически – набирая силу, притягивал все ближе.

Вздохнув, Артем сел за руль и завел машину.

– Куда? – только и спросил он.

– В больницу, – ответила Кира и продиктовала адрес.

Артем искоса глянул на нее, на сухие блестящие глаза и плотно сжатые губы, и вопросов больше задавать не стал.

В конце концов, он сам все увидит и сам все поймет, стоит только следовать одним путем с прекрасной юной валькирией, и тогда ему, может быть, откроется самая большая тайна – тайна природы справедливости и неравнодушия, и найдется ответ на загадку, которую никогда не мог разгадать: почему же трусость – самый страшный порок человеческий?