Мразь. Вечные Виктор Носырев

Ночной воздух позднего лета уже был прохладен и веял свежестью. Отличная ночь, чтобы посидеть у костра и поорать песни об удачных набегах. Отличная ночь, чтобы крепко спать, прижавшись к тёплой женщине. Отличная ночь, чтобы напасть на этих ублюдков, как сказал главный.

Седой, хоть уже далеко не первый раз участвовал в ночных вылазках, никак не мог привыкнуть к ним. Еще пару месяцев назад он ходил на ушкуях – небольших судах с парусом и веслами. Сейчас же он снова готовился к нападению во тьме густого леса. Еще не так давно ушкуйники нападали или на другие ладьи на порогах, когда их паруса спущены, или же пока судно тянули на волоках меж реками. Битвы проходили лицом к лицу, толпа на толпу. Сейчас же одержит верх тот, кто нападёт на врага в более тёмный час. Раньше ты, не скрываясь, до хрипа кричал во всю глотку, пока нёсся на врага с копьём или высаживался на борт с саблей. Сейчас враг лишь еле хрипит сквозь зажатый ладонью рот, пока ножом ты перерезаешь ему глотку во сне. Глубоко, чуть ли не до скрипа кости.

– Не по нутру мне это, Большой бы не стал нападать ночью, – прошептал старик, держась за клокастую пепельную бороду.

– Не стал, верно болтаешь. Да только оттого он и сдох, и вообще почти вся старая команда следом кончила. Тепереча у нас с тобою новый старшой, и мы всё еще не в гузне застряли, лишь потому, что больше не воротим дела, как делал бы то Большой. Забудь былое, да делай, что сказано или портки соломой набей, у Чёрного нога тяжелая. – Морда сморкнулся в сторону и отвернулся, не желая продолжать разговор.

– Да дело ясное, всё сделаю. Токмо раньше оно как-то честнее было, что ли, – пробормотал себе под нос Седой.

– Ха, вспомнила бабка, как сиськи не обвисли – прорычал Чёрный прямо на ухо, неслышно подойдя сзади и всем весом облокотившись на плечо Седому. – Давай дедуля, хватит страдать по былым денькам или ж до зари балакать собрался.

Чёрный – их новый капитан, здоровенная сволочь с огромным мечом, несмотря на свои внушительные размеры, изловчился перемещаться тише полевой мышки. Он встал в центре небольшой группы, сабель на десять, и громким шепотом заговорил.

– Слушай сюда, голытьба! Мы рыскали за лагерем чумазых всю ночь. И вот мы здесь, а они сразу за этими деревьями. Дикари, окромя одного доходяги в дозор никого не выставили. Копья не берём, нехай дыранёте друг дружку в толкотне. Капли тоже оставляйте, – капитан кивнул на вытянутый книзу большой щит Седого. После чего поднял свою левую руку с небольшим круглым деревянным щитом. – У кого есть баклеры или тарчи – берите, будет, чем по башке тюкнуть, если станется, что спалят нас и заварушки не избежать. Но биться в полный рост, я надеюсь, не придётся. Вспорем как свиней, не поднимая шуму. Кто на сей раз запамятует смазать меч золою, истинно, того я сам, после боя зарежу. Рожу свою тоже посильнее пачкайте. Этих уродов по счету – сколько и нашего брата. И я точно не хочу, чтоб дозорный увидел чью-то бледную харю при выходе с леса и поднял тревогу. Выбор у вас невелик: или мы сделаем всё быстро и без шума, или уже до рассвета кто-то из вас будет кровавые пузыри пускать. Морда, готовь лук, как я дам сигнал стреляй в пацана и следи, как бы нам в спину чего не залетело. И ты, старушка, в кучу малу не лезь, тоже будешь со спины следить, да свои байки нам в затылки заливать.

Весь отряд пришел в движение и принялся доставать запасы золы из поясных мешочков. За деревьями виднелся слабеющий огонь лагеря вотяков. Седой подошёл к главному и еле слышно спросил у него:

– Чёрный, а ведь это не купчая стоянка, это, как пить дать, местные мужики. Торгаши бы остереглись одинокого дозорного выставлять. Да и что делать тут всего десятку купцов.

Капитан поднял глаза на старика и медленно кивнул, не переставая натирать золой лезвие:

– Ну и, бабуля? Тебе то какая разница? Куда скажу – туда и мечом маши, аки веником. На раздумья команды не было!

– Местность мне знакомая, у дикарей тут что-то типа святилища недалеко. Мы же не хотим жертвенник вотякский залиходеить?

Чёрный одной рукой схватил Седого за горло, смяв в кулаке пучок бороды, и подтянул его лицо к самому своему рту, так что смог бы укусить за нос, если бы того захотел.

– Я что хочу, то и обнесу. И твоё мнение мне не прошено! Если ты ссышься дебильных сказок про бессмертных воинов, то вали обратно на корабль. Но помяни моё слово, я тогда такого вояку, лучше в рабство продам на вёсла.

Вокруг них уже собрались остальные речные пираты. Кто-то зашептал о страшных проклятиях за нападения на святыни местных. Чёрный прорычал, не повышая голос:

– У, какие кретины вы. Я ж уже говаривал, что идём мы за златом! Вот оно и почти уже ваше, знай только загребай. Сразу за этой стоянкой храм и стоит, куда вотяки тащат подношения. И мы его или берём, или возвращаемся на корабль и плывём на юг, воевать с булгарами.

Воевать никто не хотел. Потому они в Хлынове и остались, что не желали связываться с ханскими войсками, а лишь хотели грабить, да купцов губить, что по Вятке уходили на восток. Видя, что возражений ни у кого не появилось, главный, молча, пальцем указал на лук Морды, а затем на огонь за деревьями.

Кама́й лежал у трескучего костра и глядел в небо. Вождь сказал, что сегодня ночью на них нападут. Ядыга́р никогда не ошибается, а значит скоро быть битве. Им было велено лежать и ждать, а значит, он будет делать то, что должно. С детства Кама́й обучен неподвижно лежать на земле и ждать своего момента. Удивительно, то, что раньше было необходимо лишь для охоты, нынче требуется для сражений. Он не боялся битвы, он боялся за своего сына, которого выставили в дозор. Вождь требовал ставить в дозорные этой ночью юнцов по одному, чтобы не спугнуть нападающих. "Нужно выглядеть слабым, а не быть таковым". Младший из его сыновей, последний, кто остался в живых, сейчас может стать первым, кто примет на себя удар.

Только воин подумал об этом, как раздался звук стрелы, пробивающей тело. "Лишь бы не насмерть!" – пронеслось в голове у Кама́я, пока он, срывая с себя шкуру, которой укрывал доспех, вскакивал на ноги. Схватив топор, он увидел соплеменников, которые уже тоже были на ногах, готовые к бою, и хватали оружие, только и ждущее своего часа. С западного входа раздавался хрип сына Кама́я. "Раз еще хрипит – надежда ещё есть! Нужно делать всё быстро! Тогда вождь ему поможет!". В проход частокола уже забежал человек в чёрных одеждах с мечом и лицом, измазанными сажей. Его догоняли еще около десяти воинов. Хоть они явно не ожидали сколько-нибудь организованной защиты и даже не взяли в бой щиты, но всё равно были готовы завязать потасовку! Из леса прилетела еще одна стрела и попала в дерево прямо у головы Кама́я.

Первым, кто встретил нападавших был Ядыга́р. В каждой руке у него было по тяжелому боевому топору. Из защиты на нём был лишь бронзовый нагрудник. Вождь закричал, как безумец, и побежал на врагов. В его плечо сразу же вонзилась стрела, прилетевшая из-за частокола, но он даже не обратил на неё внимания. За ним побежали остальные вотяки. Первый зашедший в лагерь не успел поднять свой меч навстречу удару, как его голову развалило пополам ударом тяжелого лезвия. Атака на долю секунды захлебнулась, и все уставились на полуголого вождя дикарей. Кроме стоящего сразу за убитым огромного воина с чёрной, как смоль бородой. Он, не мешкая, ударил берсерка мечом в ногу, отчего тот упал на одно колено, а вторым ударом проткнул его живот.

Чёрный пинком стащил тело безумца с двумя топорам со своего меча и заорал:

– Ну же, вперёд! Видите – ни хрена они не бессмертные!

Вотяки врезались в ушкуйников, как бурная река. Пиратам, не взявшим щиты, оставалось лишь напирать, стараясь атаковать с большей яростью, чем их противники. Но не прошло и минуты боя, как с земли снова раздался вопль. Защитники, не переставая сражаться, начали скандировать:

– Ядыга́р! Ядыга́р! Ядыга́р!

В ночной тьме, освещаемой лишь звёздами и костром. Под крики вотяков и вопль их безумного вождя. Под рёв собственного капитана, что пытался прорубиться сквозь ряды обороняющихся, Седой уже решил, что живьём попал в пекло. "Почему эта скотина никак не заткнётся? Вопит и вопит!" А затем он увидел, как вождь вотяков, наконец-то умолкнув, медленно поднялся из грязи прямо за спиной Чёрного. Меч пробил его живот насквозь, но уже не осталось и следа. Первым ударом Ядыга́ру разворотило бедро, но он уже мог спокойно стоять на ногах. Лишь кровь, напитавшая его штаны и рубаху напоминала о нанесённых ему смертельных ранениях. Из атакующих лишь Седой и Морда увидели, как Ядыга́р воскрес. Лучник еще раз выстрелил в спину берсерка. Вотяки всё это время не переставали кричать имя вождя. Ушкуйники же, обрадовавшись, что в ночном небе больше не раздавался дикий вопль, атаковали с утроенным рвением.

Ядыга́р обломал новую стрелу, торчащую из поясницы, и бросил её на землю, даже не обернувшись на стрелка. Подняв с земли оба своих топора и разведя руки в стороны, он издал новый вопль, достойный самых дальних глубин преисподней. Правый топор он вонзил Чёрному в бок со спины и дёрнул на себя. Чёрный развернулся от мощного рывка и увидел безумное, залитое кровью лицо Ядыга́ра. Ушкуйники обернулись на наполненный ужасом крик своего капитана и застыли на месте. Вотяки же, не теряя времени, в считанные секунды добили всех скованных испугом нападавших. Один за одним, они резали и кололи ошеломлённых пиратов, пока те не могли отвести глаз от ожившего вождя вотяков, мелко нарубающего их капитана двумя тяжелыми топорами.