Голова гудела от выстрела прямо над ухом. Но он хотя бы не снес голову – и то хорошо. Охотник просто взял и выстрелил в стену.
– Что молчишь? – мужчина перехватил ружье левой рукой, достал фляжку и отпил. – Я тебя спрашиваю!
Ствол ружья уперся в лоб, но не страшно – если бы Охотник хотел выстрелить, то сделал бы это намного раньше. Ничего не мешало пришить меня еще там, в клетке.
– Ну-у, лады, не говоришь – и хрен с тобой. Мне не за разговоры с тобой платят, – Охотник развернул меня к стене и затянул браслет на запястьях. Судя по влажной и мерзкой поверхности наручников – биомеханика.
Мерзкая отрыжка.
– Ой, прости… Ты же меня простишь за это, да?! Ну, ладно, все, пошутили и хватит. Шагай! – Охотник ткнул ружьем между лопаток, велев топать к повороту.
Слезы накатили внезапно. Почувствовала себя настолько одинокой, что не продохнуть.
– Чего ревешь?! – заметил наемник. – Ни к чему это. Я же не убивать тебя веду, просто передать нужным людям, а они уж там сами… Кстати, ты знала, что за тобой охотятся еще уродцы из Корпуса?! Вот они да, с радостью тебя пришьют.
«Те самые, что убили дядю?!»
Вопросительно замычала.
– Что, удивлена?! Я бы тоже удивился, если бы ко мне в твоем возрасте было такое внимание. От лиц противоположного пола, если ты понимаешь, о чем я, – и Охотник заржал.
Я не понимала. Упорно не понимала. Мальчишки всегда относились ко мне с презрением, насмехались. Все из-за мечты – попасть в Корпуса. Пацаны считали, что это не для девочек. Да что там говорить, даже папа так думал. Тоже «лицо противоположного пола».
– Не особо ты разговорчивая, знаешь ли, – Охотник замолчал, а потом резко развернул к себе. Дыхнул перегаром в лицо, так, что захотелось блевать. – А ты… ты немая, ведь так?!
Кивнула, чтобы не было лишних вопросов.
– Вон оно чо, – Охотник снова хлебнул из фляжки, шумно прополоскал рот, прежде чем глотать. – То-то я думаю, ты все молчишь да молчишь, как партизан. А за тебя этот пацан трещит, как метелка. Кстати, он, похоже в тебя того, втрескался, ну ты понимаешь. Поверь мне, я эти, амурные, дела сразу вижу, прям вот насквозь… ну-у лады, тебе это все равно ничем не поможет сейчас.
Уши стали горячими. Приятное тепло волной разлилось по конечностям.
«Артем в меня влюбился?! Как такое возможно?!»
– И хотя он слинял, но… ты сама подумай, кто бы тут не слинял? Я бы тоже слинял. Он же мальчишка еще. Но знаешь что? Я уже жалею, что не прихлопнул его. Тут дело такое. Это сейчас он пацан и ничего сделать не может, а когда вырастет, то может придти и спросить за все… ну ты же понимаешь, но это если мужиком нормальным вырастит и злобу свою направит в нужное русло. Хотя… – Охотник снова глотнул и крякнул, – я быстрее от сэма сдохну, чем от импульсного заряда. Но иногда мне даже хочется, чтобы кто-нибудь так сделал… Иначе – зачем это все, а? А-а, ты же немая, ну-ну. Топай давай, это все так, байки!
Даже если бы могла, то не нашла бы что ответить в этот момент.
Впрочем, Охотнику для диалога хватало и своего внутреннего «я».
Он не затыкался всю дорогу.
***
Артем вылез на старой свалке. Вход в тоннель замаскировали – из ямы торчал ржавый гусеничный трамбовщик. От остальной техники, гниющей на свалке, этот отличало то, что на месте столетия назад украденного мотора, размещался вход в пещеру.
Парень протиснул голову в люк – сразу ударил запах ржавчины. В моторном отсеке не разогнуться, поэтому Артем сразу пополз к кабине. Открыл дверцу и…
…попал в лапы бойцам Корпуса.
Артем и пикнуть не успел, как боец с цифрой «двадцать трети» на груди швырнул его на землю. Парень упал лицом в стылую землю – не самое удачное приземление. Поднялся, вытирая от крови разбитую губу.