Терпеливо дослушав ее, Русаков вздохнул:

– Ничего не могу сказать по этому поводу. Упомянутый вами автор мне незнаком. Уж не знаю, к сожалению или к счастью.

– К счастью! – фыркнул Илья. – Такая тягомотина эта Тартт… Я не осилил и четверти. Не стал себя мучить. Ради чего?

Влад посмотрел на него с выражением аристократа, случайно услышавшего болтовню простолюдинов:

– Может, ради того, чтобы пропитаться атмосферой величайшего романа нашего времени?

– Кто сказал, что он величайший?

– Да все умные люди так считают…

– Как по мне, так это словоблудие, за которым нет ровным счетом ничего!

– То есть Пулитцеровскую премию ей дали за красивые глаза? А то, что она по десять лет пишет один роман, ни о чем тебе не говорит?

– Да хоть по двадцать! Тартт плетет изящную паутину, внутри которой пустота.

– Мой дорогой кузен, Бог одарил тебя красотой и талантом… Но не пытайся казаться интеллектуалом! Еще скажи, что «Игра в бисер» – интеллектуальная демагогия.

– Разве нет? Прописные истины Гессе подсовывает читателю под видом мудрых сентенций. Я даже специально запомнил одну: «Абстракции восхитительны, но дышать воздухом и есть хлеб тоже, по-моему, надо». Охренеть какое открытие!

– Стоп!

От резкого звука – Вуди ударил ножом по тарелке – все вздрогнули и умолкли, уставившись на него. Его рот кривился усмешкой, в которой таился то ли вызов, то ли смущение:

– Хорош, а? Чуваки, если вам приспичило членами помериться…

– Вуди! – взвизгнула Лиза и шлепнула его по руке.

– …выйдите в сад, не грузите нас.

Катя яростно вытерла салфеткой рот и, скомкав, бросила ее в пустую коробку из-под пиццы:

– Разве не для подобных дискуссий нас тут собрали? Чтобы наблюдать и наслаждаться?

Перехватив стрелу, пущенную в хозяина, Влад поспешно перевел разговор:

– Прохор Михайлович, а вы ведь тоже, по сути, историк?

– Ну что вы, Влад, – проурчал то. – Хоть я и закончил истфак, но когда это было!

– Вы же говорили, что работали в архиве…

– Следственного комитета. Это несколько другое направление.

– Обалдеть! – вырвалось у Кати.

Разом забыв о нарастающей неприязни к этому человеку, в котором ей померещился тайный кукловод, она вся подалась вперед, как гончая, почуявшая зайца:

– Нет, правда?! А почему я не знала?

Ее кулачок взметнулся с угрозой Илье, который только пожал плечами.

– И у вас там хранились самые настоящие уголовные дела? А Чикатило? Тоже? Вы читали?

Его тонкие губы растянулись в усмешке:

– Любите детективы?

– Обожаю! А кто их не любит? – Вытянув палец, Катя указала на каждого за столом. – Вот кто из вас не любит детективы?

Илья даже не сомневался, что отзовется Лиза, и она не подвела, вытянула тонкую шейку, пискнула:

– Я! Мне вообще не по душе жестокость.

Небрежно отмахнувшись, Катя возразила:

– Да я не об этом. А логические загадки? Разве не интересно их решать?

– Интересно, – согласилась Полина. – Я вот люблю детективы.

Скрыв удивление, Илья подумал, что внутри этой слишком сдержанной, на его вкус, девушки, должно быть, скрывается еще тот огонек! И почему-то захотелось порадовать ее…

– Прохор Михайлович, – обратился он через длинный стол, – а вы не расскажете нам о каком-нибудь деле? А мы попробуем разгадать, кто убийца…

Катя подхватила:

– Ни у кого нет других планов на вечер?

Все промолчали, коротко переглянувшись. А хозяин дома побарабанил сухими длинными пальцами по столу и неожиданно произнес:

– Не только расскажу. Я могу показать вам.

Затаив дыхание, вытянув шеи, они следили, как Русаков развязывает узелок на дешевой картонной папке, достает пачку листов, укладывает, подравнивает. Затем не спеша обводит взглядом все лица: