Любовь с первого взгляда при встрече изменила нашу жизнь. Она началась не с белого листа, но в том новом измерении, в котором двое предопределяют для себя судьбу всего остального, что рядом с ними.

Из-за того, что мы жили в полуподвальном помещении, кто-то даже назвал нас Мастером и Маргаритой, но мы были другими. В нашей мастерской висели иконы Иисуса Христа и Божией Матери. Господь Бог сдерживал наши страсти и вовремя останавливал от необдуманных поступков. Мы молились и были счастливы. Но не было в моей душе покоя. Так бывает. Вроде бы встретила человека, которого горячо любишь, а чувство неудовлетворенности не покидает тебя, ты все время ловишь себя на мысли, что ждешь вместе с ним другого, более светлого будущего.

Какое оно, это светлое будущее? В чем главный смысл нашего стремления к счастью? Не пропустить бы это главное в погоне за мелочами.

В одну из ночей мартовского одиночества 1999 года мне не спалось. В три часа ночи я услышала, как дворник за окном скребет лопатой, расчищая снег.

Мне не спалось, потому что у Федора в океане был сильный шторм, я это чувствовала. Но почему не спит дворник? Он мог бы работать утром, когда только первые прохожие поспешат в метро или к автобусной остановке.

Ночь полна неожиданностей. Ночью больше всего рождаются и умирают. Утро всегда приятно, если ты выспался и тебя не гонит суета в тесный вагон метро или на автобусную остановку, где завывает сильный ветер.

Бессонная ночь. Я лежала на узкой кровати, сколоченной из грубых досок, и смотрела на движущиеся тени на стене. В моем воображении это были силуэты деревьев, у которых есть ветви и ствол, но нет листьев. Ветви деревьев мерно качаются и о чем-то шепчут.

Воспоминание о встрече с Федором Конюховым

22 июля 1995 года

Это случилось, когда первые желтые листья напомнили мне вдруг о времени. Шел третий год моего пребывания в Москве, а я, словно заплутавший прохожий, бродила по городу с блокнотом и ручкой в надежде встретить то заветное мгновение, что подарит строки стихов для души, откинув прочь измышления ума.

В моем разбухшем дамском портфеле лежали проекты программ, законов и научных статей о конституционном реформировании российского общества, наброски к книге «Власть для человека, а не человек для власти». Я до болезненной самоотверженности погрузилась в поиски идей справедливой демократии, доброты и порядочности власти, мне мечталось участвовать в тех процессах, что помогут русским людям жить счастливее и достойнее.

– Народ и Родина – слова одного корня, – добродушно рассудил писатель Владимир Алексеевич Солоухин.

В один из воскресных июльских дней 1995 года у него на даче в Переделкино мы готовили салат из помидоров с цветной капустой, и известный писатель любезно посвящал меня в тонкости приготовления приправы из сметаны с чесноком и зеленью.

– Берешь кусочек сырой цветной капусты, макаешь его в соус и запиваешь водочкой, – учил меня человек, чья большая голова и крупные руки отличались тем особым бледным цветом, что выдает борьбу со стихией болезни. Много лет тому назад он сказал «нет» раковой опухоли, которая зловеще затаилась в нем и теперь исподтишка подленько изнуряла своим присутствием.

Я была предупреждена о том, что лучший подарок для писателя – русская водка, и поэтому не удивлялась тому обстоятельству, что все рекомендуемые рецепты предназначались именно в качестве добавки к содержимому бутылочки, красовавшейся на большом круглом столе рядом с «Антологией русской поэзии» Евгения Евтушенко.

– Я считаю, что лучший строй для России – монархия, – по-отечески наставлял меня Владимир Алексеевич. – Прочитайте мою книгу, там все написано.