Братишке моему, как только исполнилось четырнадцать лет, пошёл работать учеником в паровозное депо и помогал матери немного.. Работа была грязная и тяжелая, но он не сдавался. Мне тогда было примерно семь – восемь лет.
Иван стал комсомольцем, а я уже учился в школе. Когда я учился в первом и втором классах школы, тогда учили ещё «Закон Божий». И когда я увидел попа, который нас учил «Закону Божьему», пьяного в канаве, кажется в пасхальный праздник, просто поразился. Как же может человек говорить о любви к Богу, а сам опуститься до ничтожества? В третьем классе о Боге не было ни звука, а наоборот развёртывалась антирелигиозная работа, которую мы воспринимали гораздо охотнее и активнее. Лично мы, как дети рабочих, были на «седьмом небе» от счастья, что избавились от этой вековой школьной обязательной зубрёжки.
Особенно были счастливы мы – дети, отцы которых сложили головы или ещё борются за Советскую власть. Но проучился я только три зимы.
В основном нас растила матушка. Жизнь была трудная, жили впроголодь, но люди воспряли духом невзирая на трудности, трудились не покладая рук. Но как не радовала жизнь и работа не на хозяина, а на себя, но нужда донимала всё больше нас – бедняков. Началась разруха, поголовный голод.
Но это была ещё не последняя беда, жизнь была очень трудная и матери пришлось снова выйти замуж за деревенского ломовщика на лошади, что несколько облегчило наше положение. Так у нас появился отчим Михалев Андрей Михайлович.
Уже на следующий год замужества матери, нам пришлось переехать на ВИЗ, где отчим работал у подрядчика Бузякова. Чтобы прибывать на место работы к семи часам, отчиму приходилось вставать почти в полночь и гнать лошадь через весь город. И вечером возвращаться поздно. Это было очень тяжело, главным образом для лошади, Поэтому пришлось переселиться ближе к месту работы И мы втроём переехали жить на ВИЗ ближе к работе отчима, а брат остался жить в старом доме вместе с дядей, братом отца. Мой брат не признал чужого отцом. А мне было некуда деваться. И тогда для меня началась настоящая школа мужества. Никакого продолжения учёбы, вместе с отчимом, я и матушка вставали в шесть часов утра, он завтракает, я запрягаю лошадь. Он уедет на работу, я чистить конюшню, мести двор. Жили на квартире, двор хозяйский должен быть чист до блеска, потом принести воды с реки, это с полкилометра. Отчим поил лошадь только речной водой. Зимой было легче – воду возил на санях. Летом было мучительно, вёдра большие, тяжёлые, волочились по земле, тащишь их на носках с отдыхом.
От речки мы жили далеко, два раза сходишь – полдня потратишь. А там и матери надо помочь, в магазин сбегаешь или ещё что. Вот и день на исходе. Приехал отчим с работы, опять возня с лошадью. Я никогда не поспевал вместе с ними к обеду. Пообедал, если лето – мазать телегу, зимой – уже темно и день прошёл. И так изо дня в день, круглый год, так и время не оставалось свободного и отпала охота «лоботрясничать» на улице. Только в длинные летние дни, отчим в сумерки выходил на завалинку с мужиками покурить, он курил большую трубку. Тогда разрешалось мне «высунуться» на волю.
Иван остался в доме, по существу один в такое суровое время. Второе замужество матери осуждали и отсоветовали её родственники, а Иван молча перенёс эту душевную травму. Но мать не прислушалась к мудрым советам и поступила по-своему. Она, кажется, имела своё логическое объяснение своему поступку, что-то вроде, что будет поддерживать питанием Ивана, и он переживёт трудное время. Но отчим нас взял в такие «ежовые рукавицы», что помощь брату была редкой и скудной.