И вдруг она сама обняла меня, прижала к себе. Я почти сошел с ума от желания. Сначала я улыбнулся про себя: несколько ночей предварительной подготовки, и природа взяла бы свое.

Кстати, я даже не описал Молли. Я всегда буду видеть ее такой, какой она была передо мной в ту первую ночь. Обнаженная, она была такого же роста, как и я, великолепно сложена, с большой грудью и бедрами. Девушка отвернула голову, как будто не желала видеть меня, пока я рассматривал ее обнаженные прелести. Лицо ее было даже прекраснее фигуры: большие серые глаза, затенённые длинными черными ресницами; густые темные волосы каскадом падали до самой талии. При этом ее удивительная кожа была такой же светлой, как у колерованной блондинки.

Когда Молли повернулась ко мне с полуиспуганной полуулыбкой и спросила: – Ты уже достаточно насмотрелся? – я стянул с нее ночную рубашку, наполовину обмотав вокруг ее шеи.

– Я мог бы долго смотреть, но мне никогда не будет достаточно, красавица моя!

– Между прочим, я такая же, как все. Вот моя кузина Энн Мориарти действительно красавица с золотыми волосами!

– Никто не сравнится с твоей красотой! – Вместо ответа я поцеловал ее. – Ты придешь завтра?

Она кивнула…

В ту ночь я потерпел неудачу!!! Абсолютную! Впрочем, я не стал спешить с выводами – окончательный провал в те дни был для меня немыслим.

На следующий вечер я начал с того, что показал ей шприц и объяснил, как им пользоваться. Она с трудом меня выслушала, поэтому я начал целовать ее в промежность, пока она не зарыдала. Задыхаясь в моих объятиях, Молли все равно не позволила мне перейти к самому акту.

– Пожалуйста, не надо!

– Но почему, почему?

Этот вопрос задел ее.

– Как я тогда смогу ходить в церковь? Я исповедуюсь каждый месяц. Ты толкаешь меня на это смертный грех!

– Никакого греха в этом нет. Да и кто об этом узнает?

– Отец Шеридан всё знает. И о наших отношениях тоже знает. Знает, что ты мне нравишься. Я сама рассказал ему об этом.

– О Боже!

Но зато я могу без страха прийти к тебе, потому что никому из них и в голову не придет, что я приду к тебе вот так. Но мне нравится обнимать тебя и слушать, как ты говоришь, и думать, что я тебе нравлюсь. Это позволяет мне гордиться и радоваться.

– Разве тебе не нравятся мои поцелуи?

– Они заставляют меня бояться. Поговори со мной сейчас, расскажи мне обо всех местах, которые ты видел. Я читала о Париже – он, должно быть, прекрасен … чудесен … и французские девушки так хорошо одеваются… Ах, я бы с удовольствием с тобой попутешествовала.

Снова и снова пытался я склонить Молли к сексу, но она осталась непреклонной. Девушка трепетала и таяла под моими поцелуями, но не соглашалась на то, в чем ей потом придётся признаться священнику.

Несколько дней спустя я решил встретиться с отцом Шериданом и нашел его весьма мудрым человеком. Он принадлежал к старой школе, вырос в Сент-Луисе, учился в Сент-Омере, был весьма начитанным человеком с прекрасным чувством юмора… Но, увы! В вопросах целомудрия он был таким же сумасшедшим, как и любой ирландский священник. Я вывел Шеридана на эту тему, и он оказался красноречивым проповедником. Он владел всей государственной статистикой о блуде и гордился тем, что в Ирландии он встречался в пять раз реже, чем в Англии. К моему удивлению, в Уэльсе он встречается чаще, чем в Шотландии. Шеридан даже сомневался, что валлийцы вообще были христианами.

– Все они язычники, – говорил он с сильным ударением, – просто дикари без церкви. В них нет ничего святого!

Я заметил, что священник гордился тем, что с высоты кафедры мог осуждать молодёжь за слишком долгое общение или подозрение в чрезмерной близости.