– Буквосочетание ei с оптативом[46] ему не по силам! – вопил профессор. – А ему уже пятнадцать лет!

– Ei с оптативом было выше моих сил и в шестнадцать лет, – засмеялся я, надеясь успокоить бурю.

Мальчик бросил на меня благодарный взгляд, но отец взбесился еще пуще.

– Вся жизнь его в будущем станет зависеть от его работы! – кричал профессор. – В следующем году у него будет экзамен. А у тупицы нет ни единого шанса выдержать испытание, ни единого шанса!..

– Да ладно, – успокаивал я. – Помнишь, ты как-то сказал, что если Генрих что-то запоминает, он это уже никогда не забывает. Зато я все забываю так же легко, как и учусь. Нельзя уметь оперировать памятью и так, и этак.

– И я говорю отцу то же самое, – поддержала меня Мэри.

И буря помаленьку стихла.

Правда, по мере приближения срока экзамена, подобные сцены стали случаться все чаще и чаще. Профессор отчаянно пытался вразумлять Генриха. Происходило это и в час, и в два часа ночи. Вся семья жила на нервах по причине тупости несчастного мальчика. Обычный немецкий паренек, отнюдь не гений, но как же ему досталось в те тяжкие месяцы подготовки к выпускному экзамену!

Зато обычный английский или американский паренек почти всегда невероятно невежественный и безгранично ленивый, и если ему случается преуспеть в жизни, несмотря на такую ограниченность, он непременно склонен гордиться своим невежеством. Я знаком с англичанами – и мужчинами, и женщинами, – которые провели по двадцать лет во Франции, но не знают французского языка. Разве что несколько стандартных фраз. Следует признать, что англичане в этом отношении гораздо хуже американцев. Американцы порой, хотя и не всегда, стыдятся своего невежества.

В умственном отношении немец, так сказать, тренированный спортсмен по сравнению с англичанином, и как только они вступают в состязание, немец немедля осознает свое превосходство и, естественно, любит его доказывать и демонстрировать.

Снова и снова в конце ХIХ века английские производители, опечаленные потерей южноамериканских рынков, показывали мне письма на испанском и португальском языках, написанные немецкими коммивояжерами, с которыми не могли сравниться никакие английские агенты.

– Мы побеждены их знаниями, – такими были обобщенные итог и жалоба.

И в первые десять лет ХХ века гордость немца по причине его умственного развития, быстрых успехов в мировой торговле и прогрессе промышленности имела неоспоримые основания. Однако успехи одновременно чрезмерно усиливали немецкое чванство и презрение к своим легко побеждаемым соперникам.

Во времена королевы Елизаветы I англичане и англичанки из высших классов тоже стремились учиться и ценили образование, даже преувеличивали его значение. Сама королева знала в совершенстве четыре или пять языков, если не в совершенстве, то, по крайней мере, лучше, чем любой английский государь после неё.

Еще один факт, который англичанин должен всегда помнить: население Великобритании в конце ХVI века составляло примерно пять миллионов человек; в конце ХIХ – около сорока пяти миллионов человек, или в девять раз больше. Тем не менее, три четверти всех современных высших учебных заведений в Англии либо уже существовали, либо были основаны во времена Елизаветы I.

Этот факт и все, что с ним связано, объясняет мне расцвет гениальности в более раннюю, более великую эпоху: население выросло в девять раз, образованный класс не удвоил свою численность и, конечно, не вырос в оценке или понимании гениальности.

Я склонен утверждать, что такое отставание в интеллектуальном развитии правящих кругов британского общества стало одной из важнейших причин Мировой войны. Только Великобритания не спешит это признать. Когда с 1900 по 1910 год стало ясно, что Германия обогнала нашу страну не только в производстве стали, но и в добыче руды и угля, англичанам следовало бы задуматься над тем, сколь дорого им обходятся презрение к наукам и любовь к спорту. Им следовало привести свой дом в порядок в высоком смысле этих слов.