Обратив внимание, что денег у ребят много, я для себя тут же сделал вывод: бойцы здесь получают достойно!

– Спасибо, мужики! С получки отдам, – сказал я им, принимая банкноту в двадцать чеков.

– Да бросьте вы, товарищ лейтенант, – хитро улыбнувшись, переглянулись они, – какие мелочи!


В магазине, пытаясь не замечать изучающий взгляд продавщицы – миловидной женщины за тридцать, я рассматривал витрину, пытаясь сообразить, что же это такое, «Си-Си».

– Новенький? – вопрос, конкретика которого не заставляет задумываться.

– Да.

– С пятой роты?

– Да!

– Говорят, на гитаре играешь и поёшь?

– Бывает.

Мне хотелось только одного, вернее, двух: влаги и удалиться.

– А нам споёшь?

Из подсобного помещения вышла ещё одна девушка:

– Ух ты, какой большой!

Женщины рассмеялись. Первая продолжала:

– Что хочешь, касатик?

– «Си-Си»!

– Свет, смотри! Надо же! Второй день в Афгане, а уже в магазин пришёл и «Си-Си» спрашивает… Шустрый! Сколько тебе?

– Не знаю. У меня вот двадцать чеков…

– Ну!? Так это двадцать банок!

– Нет, двадцать не надо. Две, пожалуйста!

– А ещё и культурный какой!

Схватив две железные банки с каким-то неизвестным для меня напитком, я выскочил из магазина.


Соснович встретил меня в расположении роты широкой белозубой улыбкой. Я с завистью отметил про себя, что выглядел он не в пример мне отлично.

– Как здоровьечко, замполит?

В ответ я только криво усмехнулся и показал ему две банки «Си-Си».

– Ух ты! Уже в магазин сходил? А деньги откуда?

– Рубан занял. Они с Куничкиным подкалывали меня, когда я нарисовался в роте. Потом денег предложили. Я говорю – с получки отдам, а они смеются. Слушай, а сколько бойцы здесь получают?

– Ни хрена не получают! Семь чеков в месяц.

– Я не понял тогда. У них же по пачке в руках было.

– Дембеля. Поднакопили!

Что-то не очень верилось в это. Олег хитро мне подмигнул.

– Подлечиться не хочешь? Может, по маленькой?

Я отшатнулся от него. Даже мысль о спиртном вызывала рвоту.

– Не. Вчера перебрал. Хватит.

– Ну, ладненько. Тогда вечерком. Мужики вернутся, и посидим по-человечески.

Соснович опять улыбнулся:

– Командир на утреннем разводе интересовался – где новый замполит пятой роты? Я говорю: приболел малость.

Стыд снова ударил мне в лицо.

– Вот, блин, опозорился. В первый же день…

– Да брось ты! С кем не бывает! Кушнаренко сам иногда так забухает – по три дня не видим! А как трезвый – всех дерёт! Так что не бери в голову! Я вот уже на баню сходил, наши вечером придут с рейса – мыть их надо.

– Так ты говорил, что сгорела баня-то.

– Офицерская – да. Пока все в солдатской моются. Ну, ничего, скоро отделаю новую – будет лучшая в дивизии! Здесь по баням – ух! – какое соревнование! Баня – это жизнь!


Около пяти вечера Олег зашёл в ленинскую комнату, где я просматривал подшивки газет.

– Юрка! Пошли роту встречать!

Мы обошли крайний модуль. Я увидел столбы пыли над площадкой перед въездом в парк ОБМО: крытые брезентом, высокие тяжелые КамАЗы выстраивались в линию. Захлопали двери кабин. Сначала из них на землю падали бронежилет и каска, спальный мешок и противогаз, затем сыпались дымовые гранаты и шашки, боеприпасы и медицинские принадлежности, потом ещё что-то… И наконец показывался грязный, небритый, но с автоматом в руке воин. Он что-то кричал соседу, собирал в охапку свои шмотки и шёл к месту построения. К нам со старшиной подошёл маленький лохматый капитан.

– Олег, это кого ты привёл? – весело спросил он, протягивая руку мне и Сосновичу.

– Замполит наш новый.

– Да ты что?! – Ротный Климцов, а это был именно он, крутился вокруг меня, потирая руки от удовольствия. Подошёл старший лейтенант с удивительно нежным, почти девичьим лицом.