Они вчетвером стояли неподвижно, словно окаменевшие, и просто ошалело пялились друг на друга. А потом…
Потом Легостаев заржал. Именно. Не засмеялся, а заржал как конь – от всей души, неудержимо и упоённо – то откидывая голову, то чуть сгибаясь вперёд. А у Марьяны глаза сами собой зажмурились, причём крепко-крепко, чтобы стало совсем темно, и мир прекратил существовать. Желательно, на самом деле. Хотя бы на пять минут, чтобы она успела провалиться сквозь землю, испариться, исчезнуть. Или уж просто незаметно сбежать. Потому что…
Да как жить после такого позора?! Ещё и лицо от стыда и смущения наверняка сделалось насыщенно пунцовым, как перезрелый помидор. И выражение на нём образовалось смятенно-глуповатое. И уши заполыхали кострами.
Ну вот почему, почему действительно так не работало? Закрыла глаза и пропала, стала невидимой для всех остальных, будто тебя тут и не было никогда, и не лоханулась ты дальше некуда. Не только перед посторонними людьми – на них-то в принципе наплевать – а перед крайне симпатичным тебе парнем. Но его громкий хохот, прорывавшийся сквозь любые заграждения и барьеры, мешал даже представить, что подобное возможно. Не просто намекая, а сигналя проблесковыми маячками и воем сирен: это фиаско, сестра! Полное, непоправимое и неизбывное фиаско.
Марьяна попятилась, а потом развернулась, не сказав больше ни слова, и стремительно кинулась прочь. И уже не до покупок стало, она о столь ничтожных мелочах даже не вспомнила, пулей вылетела не только с фудкорта, а, не задерживаясь, заодно и из торгового центра. Так что Тася её еле догнала.
Подруга вцепилась в руку, но, возможно, не пытаясь притормозить, а потому что сама основательно запыхалась, пока неслась следом. Правда Марьяна всё-таки остановилась. Она и сама ничуть не меньше запыхалась, да и место её позора – как и свидетели – уже осталось позади. А от себя-то в любом случае никуда не денешься, как далеко и долго ни беги.
Она повернулась к Тасе.
– В следующий раз ты не просто говори, – потребовала с нажимом, – а стукни, что ли. Чтобы я внимания обратила. Разрешаю. Или водой плесни.
– Да ладно тебе, – попробовала успокоить её подруга. – Ну ошиблась и ошиблась.
Но сама при этом выглядела не слишком воодушевлённой. У неё-то положение тоже ничуть не лучше, возможно, даже хуже. Её вообще парень отшил, да ещё так. А про отягчающее обстоятельство, что Марьяне Захар нравился, Тася же не знала.
Она громко вздохнула, сокрушённо вывела:
– Сходили в магазин, называется.
Вот уж точно. Да лучше бы они в интернете всю эту канцелярскую ерунду заказали. И идти бы никуда не понадобилось, только до пункта выдачи, а тот в соседнем доме. И подобной жути с ними бы не приключилось.
Вот же непруха! День, что ли, какой-то неудачный? Хотя во всякие гороскопы, приметы и предсказания Марьяна не особо верила. Но иногда от твоей веры или неверия ничего не зависело, и словно на самом деле какие-то особые силы вмешивались: или дарили удачу, или вот так вот издевались.
Тася вздохнула ещё раз.
– Давай всё-таки зайдём куда-нибудь, – предложила и тут же торопливо уточнила: – Не в магазин. А в кафе или в кофейню.
– Ну уж нет! – отрезала Марьяна категорично. На благосклонность судьбы, по крайней мере сегодня, больше никаких надежд, поэтому рисковать не стоило. – Только домой. Сами чего-нибудь приготовим. Если не хочешь к тебе, пойдём ко мне.
И Тася не возразила, а поддержала. Как самая настоящая лучшая подруга.
Они часто собирались у кого-нибудь из них троих, включая Родика. Но его в эти последние летние выходные мама утащила за город к бабушке на какой-то традиционный сбор родственников. И хотя он тоже лучший друг, ни разу не подводил, но даже ему не хотелось рассказывать, как они без него ужасно лоханулись.