Девушки визжали и выбегали из зала на улицу. Крики «Не надо, мальчики, остановитесь, хватит уже» не могли остановить разбушевавшуюся бурю священного гнева.

– Смотри мне в глаза, мразь, – кричал парень со шрамом, поднимая за волосы ослабевшую голову главаря.

Вся его белая футболка до самого живота стала красной от крови, и главарь никак не мог сконцентрировать зрение после удара. В глазах все расплывалось, ориентация мгновенно нарушилась.

Парень со шрамом бросил его и отошел в сторону, чтобы разобраться с другими и держать ситуацию под контролем. Немного собравшись с силами и оправившись от удара, главарь, наконец, встал на ноги, но тут же вновь упал, отправленный на пол боковым ударом ноги, который пришелся ему непосредственно в голову, и от которого он вновь рухнул без чувств.

На улице тоже началось месиво. Попытка оставшихся тереховских прорваться внутрь клуба позорно провалилась. Они были выгнаны с крыльца на песок и окружены ирицкими ребятами, почувствовавшими вкус справедливой победы.

Паша, успев выбежать к этому времени из клуба, находился среди них. Но один из тереховских все же изловчился и нанес ему удар. Скользящий удар наотмашь пришелся Паше прямо в шею, и от этого удара он озверел. Страх, который в первые секунды драки сковывал его волю, улетучился без следа, и Паша, не узнавая себя и не думая о последствиях, первым бросился в бой. Он наносил удары один за другим. Один, второй, третий, четвертый, пропустил, упал. Поднялся и снова бросился в драку. Из носа у Паши пошла кровь и немного ныла разбитая губа. Сильной боли он не чувствовал.

Подбежав к Паше и хватая его за руки, Светлана кричала: «Не нужно, Паша, остановись!» Она обвивала его шею руками, хватала за руки, уводила в сторону и не давала драться. А он в пылу побоища не думал ни о чем. Паша хотел только одного – бить. Бить и мстить. Он жаждал победы, он жаждал этого боя. Он защищал свою честь, честь своих друзей и честь своей деревни. Он казался абсолютно уверенным в справедливости своих действий.

Но Света так сильно держала его разбушевавшееся тело, что для того чтобы продолжить эту драку, Паше нужно было откинуть ее прочь. Но Света не пускала его, не пускала и кричала, чтобы он остановился. И вдруг она схватила Пашу за шею и поцеловала в губы, испачкавшись при этом его кровью. Увидев свою кровь на Светином лице, Паша тут же пришел в себя и остановился.

Но крики и возня продолжавшейся драки заставили их обоих оглянуться. Оглянувшись, они увидели, что Женька и несколько деревенских ребят все еще продолжали неистовый бой с тремя тереховскими хулиганами.

В этот момент парень со шрамом с позором вышвырнул главаря из дверей клуба, и тот, пыхтя и кувыркаясь, нелепо упал на щебенку, насыпанную возле входа, и, держась за голову, пополз в сторону машины.

Двое других избиваемых кричали и просили пощады, закрывая голову руками и пряча лица от ударов, сыпавшихся сверху, как летний град из дождевых туч. Один из них просто-напросто убежал на плотину и спрятался в кустах.

Трехэтажный художественный мат окутал все пространство возле клуба, и по нему можно было изучать филологические особенности исконно русской словесности, причем в естественных условиях и в ее первозданном виде.

Неизвестно, сколько бы еще продолжалась эта бойня, и к каким бы последствиям она могла привести, если бы не выстрел, что произвел из своего охотничьего ружья Ванька-конюх. За те две-три минуты, пока продолжалась драка, он успел сбегать домой, схватить в кладовке дробовик и, не забыв вставить туда патрон, снова выбежать на улицу, подбежать вплотную к дерущимся и пальнуть в воздух.