Огулом рождается звук.
Ты в космосе пробуешь голос.
Ты музыкой рвёшься из рук.
Та песня безводных угодий,
Те шорохи звёзд и камней…
И страх, словно льдина, уходит
И влагою тает во мне?..
«Одиночество, одиночество…»
Одиночество, одиночество…
Ничего не ждёт, не пророчится.
Ничего не ждёт
На обочине.
Лишь весной душа
Заморочена.
В мёртвом городе
Тихо бродится,
Словно люди здесь
И не водятся —
Люди сгинули
В скорлупе квартир,
В мёртвом городе
Только я один.
Утро брезжится.
Лето близится.
Мне об щеку май
Ветром лижется…
1979
«Что же сталось, друг мой одинокой?..»
Что же сталось, друг мой одинокой?
Что же скажем, не кривя душой?
День над Иртышём и Ориноко
Стал нам одинаково чужой.
Слышишь, милый, пусто человеку.
Или он уже не человек?
Начертили мелом соловейку,
Но какой без песни соловей…
Вскрикнула душа и улетела.
Не слышна пичуга за леском…
Говорят, что боги (было дело)
Здесь гуляли в облике людском.
Боги удалились на Олимпы,
Лишь один остался горевать.
Он отбросил молнии и нимбы,
Сердцем стал вражде повелевать.
Видно, дело вовсе не в подобье —
В жертве!..
Боже, сколько нас – калек!..
Я бы помолился о Потопе,
Да боюсь – не выплывет Ковчег.
«Я у Бога не много просил …»
Я у Бога не много просил —
Лишь таланта:
– Дай поднять! – сколь достанет сил,
Столь и ладно…
И упало на плечи мне
Бремя света.
И услышал – гудит в огне
Голос ветра:
– Ты свободен отныне. Но —
Доли счастья
Уж не даст тебе ни вино,
Ни причастье.
Пусть наверх до небесных вех —
Путь утраты:
От восторгов, борьбы, утех
До расплаты.
Не меня ли потом кляня,
Полный силы,
Будешь зрить средь ночи и дня
Край могилы?
Недоступно тоске грудной
Взмыть за тучи.
Непосилен – любви земной
Сон горючий.
И раздавит тебя гора
Слез и свет…
Расступись же, Земля-Сыра,
Мать-Планета!
«Выбор пал…»
Выбор пал.
И не игрушка, не жертва
И не лет мотылька на огонь.
Лишь привиделось – мчит скаженно
Белый Конь,
Белый Конь,
Белый Конь.
Подлетел,
И – копытом оземь.
И подумалось второпях:
– Для чего? Разнесёт и сбросит…
Только некому, кроме тебя.
Может, плакал о доле иной он?
И уже невесом-невесом
Прокричал:
– Ни в чем не виновен!..
Но навстречу:
– Виновен во всем…
Вспоминая о русских поэтах
Не взорвать болтовней да с налету,
Дело прочно —
Круши не круши…
Надо жизнью платить за свободу
Мысли, слова,
в итоге – души.
…Вот теперь она – вольная птица,
А не вол, что бредёт колеёй…
Все простится,
И все разрешится,
Все останется только её…
Маковский. Биография
Он был последним дворянином,
Вернее просто сиротой,
И декабристская равнина
Его прияла на постой.
В военном сумраке детдома
Просыпал золото кларнет.
И вот в оркестре Сибревкома
Он кларнетист, а не корнет.
Не снятся пяльцы. Мерзнут пальцы.
Но выдувается мотив
Того вселенского скитальца,
Что гибнет, беса укротив.
Маковский будет музыкантом,
Эстетом культпросветных лет,
А после младшим лейтенантом
И укротителем ракет.
А грянет сокращенье армий,
Поступит в университет
Еще не знающий о карме
То ль математик, то ль поэт.
Увы, не то – ни то, ни это:
Ни диссертаций и ни книг.
Он – бич. Он орфик туалета,
Хоть Канта с Гегелем постиг.
Навеки нищая свобода!
Нет меценатов, Обь – не Тибр.
Звучи ж, сибирского рапсода
Апполинеровский верлибр!
Последний дворянин Маковский,
Той революции послед,
Ни по-французски, ни по-польски
Не знал. Хотя ценил балет,
Хотя любил после попойки
Шарденом и Ватто блеснуть,
Иль на краю больничной койки
Ружевича перелистнуть.
Иль жестом шляхты Посполитой
Он запрокидывал кадык
(Уже седой, три дня не бритый)
И пил, как музыку, язык.
Но он устал тащить свободу
На старческом уже горбу:
Поэзия глядела в воду,
Вода перетекла в судьбу.
И, вспомнив Лермонтова свойски,
Как в прошлый век, как в прошлый раз,
Махнул рукой… Собрал авоськи