Брат помчался во двор.

– Это по поводу Романа? – осторожно спросила мать, наблюдая, как Оля торопливо одевается.

– Да.

– Если папа узнает…

Оля повернулась к ней.

– Ромку вчера чуть не убили на моих глазах. Я что, должна молчать? Покрывать преступников? И он никого не насиловал, чтоб ты знала! Его оклеветали! А если боишься, то ничего не говори отцу. Я долго не буду.

– Не нравится мне всё это… – причитала мать, стоя за спиной, пока Оля впопыхах одевалась и собирала волосы.

И семенила следом за ней, всё так же вздыхая и охая, когда она на лету подскочила к умывальнику, а потом – и на крыльцо.

– На крутой тачке прокатишься, – улыбнулся Пашка, кивая за ворота. – А можно с тобой? Пожа-а-алуйста! Наши обзавидуются!

Мать тут же подскочила, схватила его за руку, потянула к крыльцу.

– Иди в дом! – и тут же с мольбой: – Оля, может, не надо?

Оля, не слушая мать, выскочила за ограду и устремилась к припаркованному мерседесу. На улице уже припекало, а ей пришлось надеть джинсы и кофту с длинными рукавами, чтобы спрятать следы вчерашних побоев.

Перед тем, как сесть в машину, черную, большую, сияющую на солнце, Оля подумала: отец всё узнает. Такая машина на их улице уже привлекла соседское внимание. Тётки, с раннего утра копавшиеся в огороде, аж побросали свои тяпки и встали у калиток, как на наблюдательном посту, зорко следя за ней. Да и пацаны головы свернули, зачарованные «крутой тачкой».

Живот тотчас подвело от страха, но Оля, не давая себе ни о чем подумать, быстро юркнула на заднее сиденье, рядом с Маргаритой Сергеевной. Та сидела по-королевски, неприступная и непроницаемая. Но на этот раз она хотя бы поздоровалась, пусть и холодно.

– Здравствуйте, – пискнула в ответ Оля.

И до самого отделения милиции больше никто не проронил ни звука.

Показания она дала. На этот раз её допрашивали основательно, не как вчера. Следователь, уже другой, не давил, не насмехался, не ерничал, а будто и действительно очень хотел поскорее найти виновных. Даже показал ей несколько фотографий. Правда, узнала она на них лишь одного, помимо Чепрыгина, но следователь явно остался удовлетворен.

– Можно я навещу Рому? – спросила она Маргариту Сергеевну, когда они вышли из отделения.

Та равнодушно пожала плечами, однако затем, когда водитель спросил её, на комбинат они сейчас поедут или куда, велела ему сначала сделать круг и завезти Олю в больницу.

– Спасибо, – промолвила Оля.

Маргарита Сергеевна никак не отреагировала.

***

Но к Ромке Олю не пустили.

– У них сейчас обход, нельзя. Подожди здесь немного, – остановила её знакомая санитарка.

Противная бабка, даже наглая. На рынке, когда Оля торговала овощами, вечно просила сбавить цену чуть ли не в два раза. Другие отказывали, а Оля не могла. Отдавала ей по дешевке.

– Вообще, посещения с четырех. Но, так и быть, пропущу тебя пораньше. Врачи вот только уйдут, и я тебя позову.

Оля осталась ждать, в тесном коридорчике у дверей травматологии. Стульев и кушеток здесь не было, как в приемном покое. Она привалилась к стене – ноги совсем не держали, а перед глазами плыло. Но это уж скорее из-за жары и духоты. Здесь буквально нечем было дышать. А в джинсах и кофте Оля и вовсе чувствовала себя как в парилке. По спине струился пот, майка противно липла к телу, раны саднило и пекло. И уйти она не могла – вдруг та санитарка её позовёт.

Ждать пришлось долго, под конец Оля просто села на корточки и закрыла глаза. Иначе, чувствовала, она точно грохнется тут в обморок. Попить бы, она облизнула пересохшие губы. И тут дверь травматологии приоткрылась.

Санитарка выглянула, кивком позвала зайти.