Мотаю головой, и сильнее вжимаю в шею острый предмет, чувствую, как натягивается кожа, судорожно сглатываю колючий ком. Всё-таки умирать или увечить себя страшно. Но… у меня нет выбора. Как ещё его заставить считаться со мной.

– Уходи, – говорю я. – Пока я ещё тебе верю.

– Верь мне, детка. Я не уйду, и мы поговорим. Просто поговорим.

Меня душат слёзы.

Блин… Что же он такой непробиваемый?! Рука, сжимающая пилочку, дрожит…

– Не могу… Пожалуйста… Уходи…

Давлю ещё сильнее – кожа у меня нежная и вот-вот порвётся.

– Асенька, ты же умница, – увещевает он, – а я перегнул палку, лохонулся… Давай, брось бяку. Не порти свою прелестную шейку. Это мужчин шрамы украшают. Для женщин они – позор.

Меня уже нешуточно трясёт, слёзы застят глаза…

Я не могу… У меня не получится…

Роняю руку с пилочкой вниз и сползаю следом сама, больно грохаясь коленями об пол.

Харитон кидается ко мне, присаживается рядом, сгребает в охапку.

– Дурочка моя маленькая… Никогда так больше не делай, слышишь? Никогда!

Подхватывает меня на руки, несёт на кровать, усаживает на край и укутывает своим пиджаком – таким огромным, что я тону в нём. Наверное, один хлюпающий нос и торчит.

Харитон опускается передо мной на колени, заглядывает в глаза, беззлобно ворчит:

– Дурёха! Но зачем ты так? Ведь нет ничего важнее жизни…

Мотаю головой:

– Нет, это неверное утверждение. Очень много ситуаций, когда жизнь становится бессмысленной. Когда тебе не за что цепляться. Когда ты сломлен и уничтожен. – Всхлипываю, потому что успокоится всё никак не получается – внутри ещё дрожит натянутая струна паники. – Я знаю, о чём говорю. Мне недолго осталось, но я бы хотела прожить оставшееся время, сохранив остатки достоинства и гордости. И если это невозможно – предпочту умереть…

Теперь уже его начинает трясти. Сильнее обнимает мои бёдра, роняет голову мне на колени, бормочет едва слышно…

– Ты ведь простишь?

– Подумаю, – меня злит, что он просит прощения, спрятав лицо, не глядя в глаза. Но потом понимаю – ему стыдно, и он не в силах побороть этот стыд. Поэтому слегка смягчаюсь. – Если ты не будешь стремиться перевести наши отношения в горизонтальную плоскость. Только тогда. – И, вздохнув, добавляю: – Фиктивный брак напоказ. Только так…

– Сурово, – усмехается он, выпрямляется и всё-таки заглядывает мне в глаза. – А если бы не нужно было этой показухи, ты бы вышла за меня? Просто так?

И… ждёт ответа.

А я замираю. Что это – подвох? Новая проверка? Что будет, если отвечу правду? Он опять взбеситься.

Харитон же – сжимает мои ладошки, пристально смотрит в глаза и говорит:

– Скажи, как есть. Мне, правда, важно.

А мне, правда, страшно. И я, внутренне подобравшись, как перед прыжком, отвечаю:

– Нет, – и, чуть подумав, добавляю: – Ты – не герой моего романа.

Замечаю, что от моих слов Харитон вздрагивает, будто я влепила ему пощёчину. Но всё-таки собирается с силами и спрашивает спокойно, даже слегка иронично:

– А какой он, твой герой, расскажешь?

Усаживается на коврик у моих ног, готовится слушать.

И я удовлетворяю его любопытство. Почему? Может быть, потому, что самой уже надоело и юлить, и бояться. А хочется, действительно, спрятаться за каменной стеной в виде любящего и заботливого мужчины.

– Он сильный, смелый, ответственный.

Харитон криво ухмыляется:

– Значит, я не такой?

– Да, – произношу, окончательно осмелев. – Ты слабый и трусливый, потому что даже месть свою задумал не напрямую моему отцу, а – по сути – мне. Потому что ни в чём неповинную меня собирался ломать и устраивать мне ад. А ещё ты безответственный. Потому что других судишь за их плохие поступки, а сам готов вести себя ещё хуже – растоптать невинную девушку и выбросить её в лес. Уйти от ответственности за содеянное. Ведь за меня же никто не отомстит. Да и я сама – тоже…