– Эрик! – уже на подходе кричит мама, взглядом выцепив меня из толпы. – Я же сказала надеть белую рубашку! – понижает она громкость.
Но о боги.
На меня с интересом оглядываются ближайшие дамочки. Не умеет мама вовремя сократить децибелы, и звук накрывает окрестности в радиусе метра.
– Поздравляю, – целую ее в щеку, протягиваю цветы. Так же громко оповещаю незнакомых женщин, бросающих в нашу сторону взгляды. – Белая рубашка в стирке. Но есть вот эта цвета неба. Давид, поздравляю. С таким знаменательным днём…
На языке вертится напыщенная болтовня на тему, по типу той, что им через пять минут в ЗАГСе начнут втирать, про лодки любви, причал и море, но я себя обрываю.
Главное, чтобы маму не обижал, а такое лучше один на один говорить.
Он с искренней, счастливой улыбкой пожимает мою ладонь. Довольно крепко.
Он военный, помню. И отец Эммы-Элли, с которой мы месяц назад провели не менее знаменательную, чем сегодняшний день, ночь.
Вот это я встрял.
– Пойдёмте, там наша очередь, – он обнимает маму за талию, ведёт по ступенькам. – Эрик, а ты, может, – оглядывается на меня. – С подготовкой нам поможешь? Тебе, наверное, неинтересно про лодки любви слушать?
Изгибаю бровь. Мужик мысли мои читает или что?
Перед глазами моментально встаёт девичья фигура в моей кровати, и я торопливо, вдруг он все же телепат, киваю:
– Да-да, что делать?
– Давид, ты думаешь? – мама замирает на ступеньках, снизу вверх смотрит на своего авторитетного Давида.
– Почему нет? – он жмёт массивными плечами. – У нас организатор заболел. Рабочие подъедут, их впустят, но… мужской присмотр за ними желателен. Мало ли. Вдруг какой конфликт. Вот, ты дорогу помнишь?
– Конечно, я же маму подвозил, – с облегчением соглашаюсь, показываю Давиду пальцы, сложенные кольцом. – Всё в лучшем виде будет, идите, бракосочетайтесь.
– Эрик, – мама со смехом качает головой. – Давай сегодня без шуточек твоих.
– Да пусть, сегодня всё можно, – миролюбиво разрешает мне Давид и ведёт маму к дверям.
Спускаюсь вниз и прикидываю, как далеко распространяется его «всё».
Поцелуев с его дочерью это касается?
А я ведь не сдержусь, если столкнемся, и что делать?
Сворачиваю за угол, подхожу к брошенной возле киоска машине. Оглядываюсь по сторонам, высматриваю знакомое платье и косички.
Куда-то паучок поехала, но вернётся же. И мне лучше не отсвечивать. Займусь рабочими, а потом под шумок уеду.
До того, как она там появится.
Отличный план.
Которому не суждено сбыться.
По пути за город, аккурат на поселковой дороге, верная машина внезапно отказывается мне подчиняться, дымит капот.
Садится телефон.
Торчу на солнцепёке и покрываюсь пылью, время тикает, машины едут, моя рубашка цвета неба никого не волнует и не привлекает, зажатая в руке купюра тоже, и я плетусь по обочине.
Спустя час меня, злого, любезно подбирает кто-то из гостей, на красной иномарке с ленточками. Брать на буксир авто они отказываются, мол, тут недалеко уже, вот доедем, возьмём трос, а то сам понимаешь.
Не понимаю. У меня трос всегда с собой, но вчера, как назло, его взял Андрюха – у моего дома какой-то его кент сломался, и я скинул трос с балкона.
Белый, вечером завтра верну – мысленно передразниваю друга.
До вечера ещё надо дожить.
А то самый лучший день сегодня только у мамы и Давида.
Ворота дома открыты, в зелёном, в цветах саду вижу мамин белый костюм и поражаюсь: когда они успели?
Хотя, они же лимузин до ЗАГСа бронировали, а домой, значит, добирались на чьей-то машине.
– Поздравляю, – второй раз за утро говорю маме и озабоченно кошусь на Давида. – Я только с трассы съехал и из капота дым повалил, заглох, мне бы…