– Доброе утро! – неожиданно доносится до меня мужской голос.

Из моей кухни.

Я подпрыгиваю на месте и ору что есть силы, вместо того чтобы застыть как опоссум при виде хищника, что я обычно и делаю.

Боже, неужели мои замки взломали? Грабитель! Насильник! Убийца! Боже, кто мог забраться ко мне?!

Через несколько долгих секунд дикого крика мое затуманенное сознание приходит в себя и я замираю.

Наблюдаю за тем, как бесцеремонно мой «любимый» сосед открывает дверцу холодильника и с задумчивым видом смотрит в пустоту.

Определенно, стоит начать бороться с привычкой оставлять открытой дверь на балконе.

– Да-с, негусто, – разочарованно говорит он, перебирая в холодильнике баночки.

– Так, какого черта ты делаешь у меня в квартире? Это, между прочим, проникновение со взломом! Я могу в полицию заяву накатать, – говорю с раздражением и опаской, мало ли что этому психу в голову стрельнет. Красивому психу, должна признать.

Божечки, и где таких производят? Живой пример брутального мужика... ну или насильника...

– Замки целы – взлома не было, ну и проникновения… как такового тоже не было, – прозвучало весьма двусмысленно, а похотливый взгляд, которым он одарил меня, заставил начать волноваться за свою честь.

Неизвестно, сколько времени он бродит вот так вот по моей квартире, и неизвестно, что ещё успел исследовать кроме холодильника.

Только сейчас понимаю, что стою перед ним в майке и трусиках, но броситься сломя голову в комнату, чтобы натянуть на себя что-нибудь, приравнивалось бы к поражению. Тем более он уже успел лицезреть  меня и в более откровенном виде.

Именно поэтому, гордо выпрямив осанку и задрав голову, я плыву мимо него, качая бёдрами, нажимаю кнопку на чайнике и тянусь к верхней полке, чтобы достать чай.

Специально оттопыриваю попку, дабы смотрелось сексуальней, а потом резко поворачиваю голову в его сторону и застаю на горячем.

– Слушай, ты точно не извращенец? В твои-то годы как-то странно засматриваться на задницы малолеток.

Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы вернуться на землю и переварить мои слова.

– В мои-то что?.. – Медленно проходится по мне взглядом, отрываясь от задницы, и я могу поклясться, что открывшийся вид он заценил.

– Годы. Сколько там тебе? Сорок? Сорок пять? – спрашиваю, достав с полки пачку с сушеной ромашкой и еще одну – с мятой. – Ты это, насчет вчерашнего… ну, я открыла дверь, а тебя уже ветром унесло. Шуток не понимаешь, что ли? – Ясно же, что мстить пришел, а он вон какой огромный, еще и в татухах весь. И веет от него... опасностью.

– Ты о чем? – нагло улыбается, почесывая свою щетину. – А, подожди-ка, ты о том моменте, когда я примчался спасать тебя от насильников, а оказалось, что насильники – это твои руки?

– Я... Ты... Чтоб ты знал: я делала эпиляцию, а не то, что ты подумал!

– Я так и подумал, а ты о чем? – Он достаёт из холодильника банку варенья, усаживается за стол и открывает крышку. – Ложечку подашь? – А взгляд такой... такой... словно он собирается обмазать меня этим самым вареньем, а потом съесть. – И, кстати, мне тридцать четыре, если что. И я в полном расцвете сил, могу продемонстрировать, чтобы развеять твои сомнения. – Подмигивает и опускает палец в мое любимое малиновое варенье.

Самоубийца, вот кто он!

***

Со злостью отбираю у Влада банку и не могу оторвать взгляд от того, с каким наслаждением он облизывает свой палец.

Облизывает, посасывает и причмокивает.

Гипноз.

– М-м-м-м, очень вкусно, домашнее? – От наслаждения он театрально закатывает глаза, а я никак не могу определиться, чего мне хочется больше: обмазаться вареньем, чтобы он и с меня его так слизывал, либо послать этого Карлсона куда подальше.