«Всё будет хорошо», – повторила одними губами, глядя на фотографии, приклеенные на стену над моей кроватью. Среди них успела появиться одна новая, снятая на Лерин полароид. Как-то раз она делала фото и, раздавая их нам, подписывала карточки четверостишиями. Мне досталось весьма символичное:
Мне бы только не ляпнуть в шутку –
Удержаться и промолчать,
Не сказав никому, как жутко
И смешно по тебе скучать.*
На фото мы с Ратмиром были практически рядом, разделяемые лишь Алькой. А меня держала за руку Оля, стоя с другой стороны. Все мы беззаботно улыбались оттого, что Лерка умело нас смешила. Теперь я часто смотрела на эту фотографию и представляла, что мы стоим на ней рядом и между нами нет преград. Как бы тогда всё было? Мне стоило сказать маме, что ей не о чем беспокоиться, что у меня нет планов встречаться с этим крутым, но наглым, легкомысленным и в чём-то скрытным парнем, но я сказала именно то, что лежало на поверхности. А будет ли всё хорошо?
Быстро съев поздний ужин и вернув тарелку на кухню, за секунды разделась и забралась с мобильным в постель, забыв и о маминых тараканах, и о желанной тёплой ванне. Тонула в собственных мыслях. В последний раз глянув на экран и убедившись, что изменений там не наблюдается, уставилась в потолок. Тщетно гнала от себя возникающие в темноте образы, но в ночной тишине они множились, как кадры на проявляемой фотоплёнке. В голову лезли картинки в разных вариантах, что могло случиться, не нарушь мама момент. В конце концов, сдалась, дав волю фантазиям, ведь в собственной голове можно всё.
Воображала, как Абрамов целует меня страстно и порывисто, а я вырываюсь и заряжаю ему мощную пощëчину, пытаюсь открыть дверь в тамбур, а он оттаскивает меня и прижимает к стене. А потом, добившись моего спокойствия, целует снова, обязательно нежно и чувственно, будто показывает, каким на самом деле должен быть первый раз. В другой своей фантазии представляла, как он продолжает в трансе пялиться на меня, словно заворожëнный, а я не выдерживаю и целую его сама несмело, но очень нежно и аккуратно, безвозвратно соглашаясь с тем, что зарождается внизу живота, а он позволяет мне это, а затем углубляет наш поцелуй, показывая, направляя и распаляя то, что и без того бушует в крови.
Наш идеальный первый поцелуй, который запомнится навсегда.
И почему в девичьих мечтах всё походит на красивое голливудское кино? Прокручивая в голове плёнки своего романтического фильма, так и прыгнула в объятия Морфея – единственного, кто мог подарить мне это сладкое ощущение в ту ночь.
* прим. - стих Веры Полозковой «Мне бы только хотелось»
8. Глава 7. Сладкий дёготь
Кажется, с того вечера против собственной воли я начала думать о «Лучшем в Мире Краше» ещë чаще, и каждый новый порыв поднимал во мне всплеск противоречий. Абрамов постепенно становился для меня волнительным сном, после которого просыпаешься и думаешь: «Да ни в жизни!» – но потом с энтузиазмом говоришь каждому встречному: «Только представь, какая жесть мне сегодня снилась!» – снова и снова проигрывая потаённые в голове картинки.
При всех Ратмир вёл себя с той же лёгкой отстраненностью, а за спинами ребят продолжал проявлять странные и непонятные мне знаки внимания. На вопросы в чате, откуда у него взялись те ссадины и всё ли в порядке, Абрамов в тот день так и не ответил, как не отправил и привычное «спокойной ночи». Новый диалог, если уж его можно назвать таковым, начал с чистого листа, прислав на следующий день «доброе утро». То есть человеческое общение между нами не поддерживал.
Однако с тех пор, когда я засиживалась на встречах компании до темноты, он делал всё, чтобы я попала домой ровно в обозначенное моей мамой время. Словно исполнял случайно брошенные мной слова: «Это мой друг, и он меня провожает, когда задерживаемся». Может быть, он таким образом измывался надо мной, сам навесив ярлык «леди» и будто с издёвкой обращаясь, как с особой знатных кровей. А может, чего хуже, он страдал тщеславием и его забавляло играть с девочками, которых он привлекает? Кто знает. По тому, как я несколько раз спалилась, вполне можно было подумать, что я на нём помешалась.