Взяв обе тарелки, дошла до еë комнаты и заглянула в приоткрытую дверь. Мама лежала в той же одежде на разложенном диване и глядела в телевизор в обнимку с бокалом красного вина. Початая бутылка стояла на журнальном столике рядом.

– Лёлек… это ты? Фильм хороший идёт, из молодости моей. Садись, посмотрим?

– Не, мам. Я к себе пойду, – ответила, скривив губы. – Вот, закуску тебе принесла, – зашла в комнату и поставила тарелку рядом с бутылкой.

– Спасибо, я не голодная, у тёти Светы наелась.

– Но, видать, ещё не напилась, – вполголоса проворчала, не сдержавшись и понадеявшись, что мама не расслышит.

– Хочешь винца плесну немного? – между тем, предложила она. – У Светки не допили, она и всучила мне, чтоб не пропало.

«У нас-то точно не пропадёт и не задержится», – подумала я.

– Нет, – озвучила сразу. – Поем и спать. Завтра утром с Олей в торговый центр пойдём.

– А, прогуляться по магазинам решили?

– Ей надо весеннюю куртку посмотреть, а я за компанию.

– Если хочешь, себе что-то возьми по карте, – предложила мама.

Я лишь пожала плечами. Мы обе знали, что на общем дебетовом счету денег нет и не будет ещё неделю до её зарплаты, а до этого времени продолжает расходоваться кредитный. Не особо-то мы могли позволить себе спонтанную прогулку по магазинам, но маму сейчас, скорее всего, мучило чувство вины за своё непотребство. Стало противно. Хотела было молча удалиться к себе, но услышала мамин голос в спину:

– Ликусь… – я обернулась, а она немного приподнялась и села повыше. – Боксёр он у тебя, что ли? – спросила заинтересованно.

– Кто? – я сдвинула брови, поначалу не поняв, о ком речь.

– Ну, мальчик этот, который провожал тебя. Крепкий, ссадины на лице и сумка спортивная на плече, – под конец фразы она улыбнулась. – Симпатичный, чем-то на папу нашего похож.

– Ой, ма-а-м, не начинай, – закатила глаза, осознав, что давно захмелевшую маму вот-вот понесёт.

Излюбленная мамина фраза «наш папа» по отношению к моему отцу чертовски раздражала, учитывая, что он давно уже не жил с нами, а «папой» его будет называть другой ребёнок, как только научится говорить. Мимолëтная мысль: «И вовсе он не похож!» – бесила ещё сильнее. Зачем было сравнивать? В довершение всего, тарелка грела руку, а живот урчал, требуя заполучить её содержимое. Нужно было срочно сматываться.

– Ну, а что такого? Это нормально, когда типаж совпадает, – продолжила мама, а я уперла одну руку в бок, нетерпеливо ожидая, когда пьяные аргументы будут исчерпаны. – Милая, ты только будь осторожна, ладно? Не повторяй моих ошибок, – с грустью в голосе закончила она.

– Да не переживай, мам. Всё будет хорошо, – кинула первое, что взбрело в голову, изобразив улыбку. – Я пойду, есть хочется.

– Иди, – немного обиженно ответила мама, договаривая мне в спину. – Одна ты у меня осталась. Моя любимая девочка, свет в окошке.

Закрыв дверь своей комнаты, выдохнула. Не очень-то хотелось наблюдать дежурные мамины слëзы под конец бутылки. О том, что мир жесток и несправедлив. А в мою крепость плачущий пьяный дракон не заходит – такой уж у нас договор, заключённый после нескольких лет нервотрёпки.

Я была первым свидетелем её затяжной депрессии после расставания с отцом. Это не было чем-то резким и неожиданным. Перед уходом из семьи папа обстоятельно разговаривал о своём выборе и с мамой, и со мной. Обещал помогать и поддерживать общение, в лучших традициях предлагал маме остаться друзьями. Только она не сдалась и не приняла его выбор. Устраивала истерики, караулила у работы, твердила, что всё можно исправить, даже вычислила данные его новой женщины и устраивала сцены ей. А ещё месяцами не подписывала документы на развод, пока папа не надавил.