- Быть может потому что я… не убила тебя, когда могла.

На его скулах начинают ходить желваки.

Я жду, что теперь, когда я сама призналась, что хотела его убить – он сожмёт пальцы. Но Вольфред отдёргивает их от моей кожи, как будто ему больше противно даже касаться меня.

Отпускает и делает шаг назад. А я накрываю место, где только что была его ладонь, своей ладонью. В попытка удержать след его прикосновения.

Бросает один ничего не выражающий взгляд на Мутари, неподвижно лежащего на полу. Без создания, или сдох… мне уже всё равно.

Потому что Вольфред просто отворачивается от меня и медленно, походкой безумно усталого человека идёт к выходу.

- Стой! – отчаянно шепчу ему, молясь, чтоб никто за дверью не слышал. – Там… трое. За дверью. С арбалетами!

Он останавливается. Поднимает правую руку.

С напряжённых пальцев срываются короткие синие молнии… которые схлопываются в крохотные искры.

- Пр-р-роклятье… чем… меня опоили?

- Я не знаю этого зелья. И не знаю, надолго ли эффект, - признаюсь глухо.

Он пробует снова и снова, но магия не слушается. А у меня внутри поднимается волна безумной тревоги, потому что каждый миг промедления чреват тем, что адепты Магистериума снаружи явятся проверить, что тут происходит.

После очередной бесплодной попытки Вольфред рычит глухо, как раненый волк. А потом подходит к стене и срывает с неё одно из украшений. А какие ещё могут быть украшения в мужской спальне?

Меч в массивных ножнах на серебристо-синей ленте перевязи. Стальная гарда, волчья голова с разинутой клыкастой пастью, гранёные сапфиры глаз. Перекидывает ленту через плечо и одним плавным бесшумным движением вынимает хищный клинок, который, кажется, истосковался по настоящему делу.

Не могу не залюбоваться этими движениями, которые по мере того, как выветривается ядовитый хмель, отравляющий рассудок, становятся снова точными, грациозными… смертельно опасная красота.

Мне кажется, если бы сейчас он обратил этот меч против меня, я не желала бы более красивой смерти.

Но Вольфред даже не смотрит в мою сторону.

А снова идёт к выходу из спальни.

Я наклоняюсь и поднимаю свой кинжал. Зажимаю в ладони.

Ну почему, почему ты по-прежнему так беспечен! Почему по-прежнему открываешь мне свою спину… как будто вопреки всему знаешь, что я не смогу воткнуть в неё нож.

У самой двери оборачивается коротко и через плечо кидает мне скупые рычащие фразы:

– Сиди здесь и не высовывайся!

От грусти у меня сжимается сердце. Вольфред всё ещё не утратил привычку обо мне заботиться. В таких вот экстренных ситуациях это проявляется само, как инстинкт. И я уверена, против его воли. Как только всё успокоится, как только мы выберемся отсюда… я знаю, он сделает всё, чтобы от этой своей глупой привычки избавиться.

Как и от меня.

Вычеркнет меня из своей жизни. И будет вспоминать лишь как горький урок судьбы. Урок, который ему нужно выучить как будущему правителю.

Не доверяй никому.

Но я смогу это пережить – главное, чтобы выбрался живой.

Смогу… наверное.

Покрепче сжимаю кинжал в ладони и непослушно следую за ним. Хотя и боюсь, что когда он увидит то, что за дверью… после такого точно сломает мне шею. Но не идти не могу.

4. Глава 4

Я никогда в жизни не видела столь прекрасного танца.

Как тот танец стали и смерти, что станцевал Вольфред, серебряной молнией проносясь от одного врага к другому.

Три арбалетных выстрела, так и не попавших в цель.

Три жизни – в обмен на отнятые три другие.

А потом, когда всё заканчивается и наступает оглушительная тишина, я подхожу к Вольфреду, чтобы посмотреть ему в лицо. И вижу, как он оглядывается растерянно.