– Я не поступила? - вместе с всхлипом удается произнести. Все же слезы прорываются и струятся по щекам.

– Отчего же? Я дам вам шанс. Но поймите, вы можете с треском вылететь отсюда после первой же сессии, а то и раньше, - и снова мощный толчок, и снова мой подавленный всхлип.

– Спасибо, - горло сдавливает спазм от этого слова.

– Не стоит, не стоит. Подготовьтесь и завтра в восемь утра буду вас ждать здесь, у себя в кабинете, - довольно громко произносит преподаватель и уже тише шепчет мне на ухо: - Форма одежды такая же, только трусы не надевай, - мужчина начал таранить меня быстрыми рваными толчками, а я зажала рот, чтоб не прорвался ни один всхлип.

Не знаю, сколько прошло времени. Для меня так целая вечность. И Герман Львович кончил, привалившись на меня на столе и судорожно пытаясь отдышаться.

– Ох, умотала ты меня, а мне еще весь день со студентами общаться, - приговаривает мужчина, вынимая из меня резко сдувшийся член и доставая из ящика стола влажные салфетки, бросая их на стол передо мной. – На, и не реви. Приведи себя в порядок. А надо было учить, чтоб не плакать сейчас и давить на жалость, - произносит Герман Львович, а в кабинете раздается стук.

– Герман Львович, Сидоров подошел на девять, - по голосу узнаю Зоеньку. Не думала, что буду когда-нибудь так ей радоваться.

Чувствую, как сперма вытекает из меня, и хватаю салфетки, пытаясь вытереть все с себя.

– Хорошо, Зоенька. Отметьте Александрову в приказе на зачисление. Сидоров пусть ждет под дверью, - громко произносит Герман Львович. Чуть громче, чем только что меня отчитывал за то, что я, по его мнению, плохо подготовилась к собеседованию.

Пока преподаватель говорил, я вытерла все, что удалось, и натянула трусы. Бросила взгляд на зеркало и поняла, что зеркало висело так, что Герман Львович смотрел на свое отражение, когда трахал меня. А еще поняла, что тушь потекла и все лицо в разводах. Схватила еще одну салфетку, отметив, что Герман Львович уже поправил одежду и выглядит так, словно ничего и не произошло. Я тру лицо и пытаюсь подавить всхлипы. А преподаватель как ни в чем не бывало идет открывать дверь и пропускает в кабинет долговязого прыщавого парня.

– Подготовитесь и завтра все мне расскажете. И не надо реветь, Александрова. Надо учить, а не слезами брать преподавателя, - делает мне выговор Герман Львович. Он забрал документы Сидорова и делает вид, что изучает их. Я же пыталась смыть тушь с лица, которая, как назло, не хотела смываться. Паренек шепотом обратился ко мне, полагая, что преподаватель увлечен изучением его документов.

– Что, строгий? Дерет? - я даже вздрогнула от слов паренька и его формулировки вопроса .

– Сам узнаешь, - выскакиваю из кабинета и натыкаюсь на Зоеньку.

– Че ревешь? Учить надо, - она тоже решила дать мне наставления. – Иди в общежитие и скажи, что заселяешься вечером. Я приказ после обеда о зачислении скину комендантше, - женщина развернулась и ушла, а я осталась стоять посередине коридора. Вот и поступила я в Московский ВУЗ.

3. Глава 2. Соседка.

Шла по коридорам на негнущихся ногах и пыталась осознать, что же произошло. Очень хотелось сесть и расплакаться, но мне с детства мать говорила: “не реви, твои слезы никому не интересны”. Нашла общежитие и недовольную женщину, которая не уступала Зоеньке в стервозности. Она тоже ворчала, что Москва не резиновая и что мы все сюда прем. Я молчала. Если честно, сейчас мне было глубоко плевать после того, что произошло. Ворчание тетки со странной стрижкой ежиком было меньшим из зол.

- Запомни: после десяти явишься – не пущу. Имей в виду, - наставляла меня комендант. - Животных нельзя, если что-то испортишь или сломаешь, сама покупаешь. Вещей много? - и дама осмотрела меня изучающим взглядом. Ей моя юбка не понравилась, и она неодобрительно покачала головой. Если честно, мне моя юбка тоже не нравилась, и было ужасное желание ее сжечь на костре. Но мне завтра еще идти в ней к Герману Львовичу.