Но его ладонь все еще ласкает ее грудь, а тело попадает в плен странного гипноза.

Будто Снежана вновь под теми препаратами, что и в клубе. Он ее одурманил? Но ведь Снежа ничего не пила, не ела…

Натан моргает, давит ладонью, заставляя лечь в постель на спину.

Под пальцами Снежаны чувствуются накаченные мышцы, они бугрятся и перекатываются, обжигая кожу.

Рот Натана смещается с ее губ, на подбородок. Ладонь удерживает девичью голову. Заставляет прогнуться, подставить шею под влажное скольжение языка.

Пальцы Самсонова оказываются под тканью футболки. Уже без преград сжимают острый сосок.

Снежана совсем этого не хочет, но ее тело будто под властью мужчины. И с ее губ слетает приглушенный полсустон-полувсхлип.

Натан издает какое-то странное рычание. Дергает край футболки, обнажая грудь. Снежа сквозь опущенные веки видит только макушку Самсонова.

И ничего не соображает. Только чувствует. Перестает сопротивляться.

Ее пальцы против воли ныряют в короткие волосы на голове Ната. Сгребают те в пригоршни под напором то ли ласк, то ли пытки. Тело невольно прогибается навстречу жадным движениям пальцев и языка.

Снежа краснеет от смущения, потому что видит, как ее сосок скрывается под твердыми губами. А следом Снежу накрывает волна удовольствия от влажных движений языка. От легкого пощипывания грубоватыми подушечками пальцев.

Снежа крепче сжимает ладони, стискивает бедра, пытаясь унять боль, смешанную с огненным удовольствием.

Дышать становиться нечем. Снежана всхлипывает, когда Нат чуть крепче сжимает зубами ее сосок.

Но тут же не может сдержат стон, когда зубы сменяет ловкий язык.

А мужская рука скользит по ее животу, ниже. Накрывает трусики.

Снежа торопливо в отрицании мотает головой. Ей страшно, что боль вновь станет непреодолимой.

Однако пальцы настойчиво гладят поверх ткани, круговыми движениями, будто успокаивая.

Нет, это же Самсонов. Он берет, что хочет. И Снежана это понимает. В ее силах только перестать сопротивляться, чтобы уменьшить боль.

И она сдается. Корит себя за трусость. За бесхребетность. За бесхарактерность. За то, что она — самая настоящая слабачка и тряпка.

Снежа опускает руки, разжимает колени, закрывает глаза.

Ждет всплеска боли, смиряется с неизбежным.

Ладонь Натана остается на ее трусиках, пальцы кружат по ткани, слегка надавливая, но не проникая глубже.

Язык влажно играет поочередно то с левым соском, то с правым. Снежа все еще ждет, что Самсонов набросится на нее. Вот-вот прекратит мучительно нежные ласки, вытащит презерватив из кармана, снимет брюки и повторит все то, что делал в клубе.

Но этого не происходит. Рот мужчины творит безумие с ее грудью.

А пальцы… Пальцы задевают влажную плоть, теперь уже сдвинув трусики в сторону.

— Открой глаза, Снежа! — рокочет Натан, а девушка подчиняется.

Она сталкивается с горящим взором зеленых глаз. Они не просто зеленые, а с голубыми вкраплениями. Красивое сочетание.

— Смотри на меня! — приказывает он, а Снежа краснеет еще больше, потому что Натан ведет языком по ее коже, от груди, ниже по животу, обводит впадинку пупка, оглаживает кромку трусиков.

Снежа шумно сглатывает, когда видит, как смуглые пальцы Ната касаются ее там. Ткань белья сдвинута, потому не может скрыть всего бесстыдства.

Очень медленно Нат склоняется и заменяет пальцы языком. Снежа чувствует первое поглаживание, влажное, горячее, порочное.

— Смотри! — приказывает мужчина, а Снежа боится ослушаться, но чтобы выполнить приказ приходится приподняться и упереться локтями в матрас. — Да! Вот так! И не смей отворачиваться!

Снежа трясет головой. Она хочет не только отвернуться, она хочет провалиться сквозь землю от стыда!