Сейчас, будучи мамой и дважды бабушкой, я понимаю, что пережил папа в те майские дни. Мне было почти тридцать, когда папа сознался: у Бога просил мне здоровья. А ведь мой папа неверующий. Что бы было с ним, если бы мне диагноз правильно всё-таки не поставили и я бы умерла? В 1956-м году от тяжёлой пневмонии, тем более затемнения в лёгких, как правило, умирали. Случись такое, папа не прожил бы шестьдесят один год. Это точно! Всё обошлось. Меня успешно вылечили. Последствий – никаких, но сколько я помню папу, стоило мне кашлянуть, и он менялся в лице. И пока я жила с родителями, мама всегда грела мне домашние тапочки на батарее. Я уехала из отчего дома летом, было жарко, и температура тапок меня мало интересовала. Наступила осень… В Москве отопительный сезон в семидесятые годы начинался ровно пятнадцатого октября. И как же я удивилась неприятному ощущению в одно осеннее утро, надев на босые ноги холодные тапочки. Именно этот день и ознаменовал начало моей самостоятельной жизни. Но приезжали в Москву родители, и я волшебным образом опять превращалась в маленькую девочку. Мне было двадцать два года, до папиной смерти оставалось восемь моих счастливых лет…

Я задалась целью написать эту книгу доброй, не заостряя внимание на тяжёлых, страшных моментах. Мне тяжело и больно вспоминать о том, что явилось причиной несчастий в жизни моих родителей. И прежде всего, папы. Умный, добрый человек, он не заслужил плохого к себе отношения. Так ведь глупцов не пашут, не сеют, они сами родятся. И обгаживают жизни умных людей. Говорят, это тоже закон жизни. Отвратительный, я бы сказала.

Принято считать, что детей в семье воспитывает прежде всего мать. Я думаю по-другому. Именно отец, пример его жизни, является воспитательным моментом для всех членов семьи, ибо отец – глава семьи, защита и опора, законодатель внутрисемейных отношений. Каков глава семьи – таковы и устои.

Хочу остановиться на тяжёлом времени в жизни нашей страны, отложившем неизгладимый отпечаток на жизни нескольких поколений. Я имею в виду сталинизм. Время неоднозначное, далеко не плоское – скорее двояковыпуклое. Бытует мнение, что это социализм научил моё поколение думать одно, говорить другое, делать – третье. А я думаю, что это сталинизм внушил людям не просто страх – животный ужас перед системой. Мне было четыре года, когда умер И.В. Сталин, но ведь сталинизм не прекратил своё существование в одночасье. И я хорошо помню, как люди боялись громко говорить и смеяться. Любое необдуманное слово могло быть истолковано кем надо, как надо. И всё! Человека нет! Моё поколение – это дети людей, переживших сталинизм – испытавших на себе ужас каждодневного ожидания ареста, ужас гибели в мирное время самых близких людей, ужас абсолютного бесправия. Боялись деды, боялись отцы, героически прошедшие войну, боятся их дети – моё поколение… Так почему же не боюсь я?

Не боюсь, потому что не боялся мой папа. Во всяком случае, страха в его поведении я не видела ни разу. Был ли папа осторожным? Думаю, что да. Как любой здравомыслящий человек папа понимал, что противостоять системе он не мог. Но папа понимал и другое: в жизни всему приходит конец. И Сталин, и его окружение не исключение. Воспитывать же детей в вечном страхе, причём страхе перед обыкновенным земным человеком – кем бы он ни был, этот человек, – таким воспитанием можно только изуродовать жизнь собственным детям. Папа был не просто умным человеком – дальновидным. И не допустил ни малейшей уродливости в воспитании своих детей.

В каждом ребёнке – и в своём, и в чужом, мой папа видел личность – единственную и неповторимую. И эта личность должна прожить свою жизнь свободным человеком. Во главу воспитания папа вкладывал такие понятия, как честь, достоинство, терпимое отношение к ближнему, и обязательно – любовь к Отчизне, ибо без Родины человек сир и несчастен.