А рядом была копенка соломы, сели на нее, он поблагодарил, угостил «Казбеком» и начал расспрашивать, как я занималась стиркой и почему туда попала. Я ему все рассказала, что Тонконогов меня туда отправил «после нашего с вами разговора за то, что я на него нажаловалась». Он молча встал и пошел.

Подтянулась пехота, и мы пошли в наступление на эту деревню. На краю деревни у большака начал стрелять пулемет. Пришлось и мне по-пластунски подползти и уничтожить эту огневую точку. Немца выбили, это было немецкое прикрытие отхода их основных сил.

Иногда деревни были пустые, без немцев. Так, однажды вошли мы в деревню, где уцелела одна банька, вошли в нее. Открываем дверь, а на полке спят два друга немца, уснули бедолаги и проспали отход своих войск, нечаянно или специально, чтобы сдаться в плен, не знаю…

Обычным делом было, когда шли ночью, впереди вдали сияли огни как бы большого города. А оказывалось, что это совсем недалеко светились угольки домов спаленной немцами деревни. И все это на Смоленщине после войны было восстановлено, поэтому там и в Белоруссии и сейчас ценят советскую власть и патриоты еще не все перевелись.

К исходу дня 19 марта 1943 года все части дивизии выходят на рубеж реки Осьмы. На противоположном берегу занял оборону противник. На этом рубеже 24 марта дивизия заняла оборону. Находясь в обороне, части и подразделения учились боевому мастерству, задача была одна – подготовиться к освобождению Дорогобужа и Смоленска…

Лето наступило, и при штабе дивизии нас, снайперов, собрали на учения.

В дивизии я, снайпер-девушка, была единственная. Командовал сборами капитан Кащенко, очень строгий и справедливый командир-снайпер. До седьмого пота учил нас стрелять: по движущимся, светящимся, по сверкающим целям, по щелям танков, в поворотные места их башен. Сверкающие цели – это оптика или командиров и наблюдателей, или снайперов. Однажды к нам на сборы приехал комдив, а у меня левый глаз забинтован, получила «ранение» при пришивании подворотничка. Подходит он ко мне:

– Наверное, все мимо и мимо с завязанным глазом? – говорит он с улыбкой.

– Нет, товарищ командир, – вступился Кащенко, – у нас их двое, которые мимо не стреляют: Некрутова и Лупарев.

– Ну, так проверим, – сказал комдив, пошел и поставил свой портсигар на бруствер траншеи.

Я, конечно, волновалась, но мишень была хорошей, яркой, и я ее прострелила не в центр, а в верхний правый угол. Он сам пошел, принес портсигар и подает мне:

– Эх, зачем ты испортила вещь, хочется и мне ее взять на память, но я его отдам тебе. Зачем он мне с дыркой. А ты ведь все еще куришь?

И отдал его мне. Я его берегла и считала наградой. Комдив ушел, а мы продолжали стрелять, у нас шел экзамен, и мы с Гришей Лупаревым лидируем, двое отличников. Отстрелялись, построились, пошли в расположение своих частей. Погода хорошая, настроение прекрасное и вдруг откуда ни возьмись – тучка, а с ней – шквал и ливень, промокли до нитки, а идем с песней. Входим в расположение части и слышим из рупора передвижного радиоузла: «По заказу отличников-снайперов Зои Некрутовой и Гриши Лупарева исполняется песня „Синий платочек“. Были как мокрые курицы, а приятно было слышать песню в свою честь».

Командир дал мне свой свитер и штаны, я пошла в землянку, переоделась. Отжала свое обмундирование, развесила его сушить, благо опять выглянуло солнышко, я взяла газету, села на скамеечку, сижу, читаю.

Кто-то подходит, я специально не поднимаю головы, а боковым зрением вижу хромовые сапоги. По натуре я ежик, и мне противны всякие приставания. Слышу командный голос: «Встать!» Ну уж, думаю я, это уж слишком. Я же не по форме, без погон, вне строя и ко мне не может быть претензий. Я выдавливаю реплику: «Пошел отсюда!» И он пошел… Пошел к моему командиру, капитану Кащенко. Затем подходит ко мне командир: