Повисает звенящая тишина. Нарушает ее в итоге тетя Катя, которая приносит еще комплект приборов.

– Вот. Готово. Что это вы молчите?

– Ничего, – говорит дядя Вова, который почему-то никогда не заступается за своего старшего сына. Даже, скорее, наоборот. – Садитесь, давайте. Еда стынет.

Мама косится на мужа, довольно улыбается.

– Ладно, тогда сначала выпьем за мою сестру и ее мужа, – бодро начинает тетя Катя. – Ланочка, надеюсь, ваше счастье с Егором продлится достаточно долго, и ты станешь по-женски счастлива!

Я же упорно смотрю в тарелку и боюсь поднять глаза. Боюсь, что кто-то может прочитать крамольные мысли в моей голове. Ведь я должна желать счастья матери. Но почему же вместо радости за нее я чувствую горькое разочарование и ядовитое раздражение?

– Настя, может, шампанского? – спрашивает Евгений. – Все-таки мать замуж вышла. Нехорошо игнорировать.

Молча киваю, потому что больно боюсь, что голос может подвести. Алкоголь я переношу плохо. Поэтому делаю всего маленький глоток.

– Горько! – вдруг требует тетя Катя. Андрей зачем-то тоже подхватывает. А я снова опускаю взгляд в тарелку. Закусываю губу, чтобы не расплакаться. Понимаю, что будет сейчас – ведь это логично. Они же и спят, наверное, вместе. Муж и жена ведь.

– Полагаю, нам не по двадцать лет, чтобы устраивать тут шоу, – внезапно осаживает всех Романов. Да таким голосом, что глупое улюлюканье мгновенно стихает.

– И то верно, – вдруг подержите его дядя Вова. – Дайте уже поесть спокойно.

 А я едва не задыхаюсь от облегчения. Словно в последний момент  убрали соль от открытой раны, хотя ты уже приготовился к боли.

Празднование идет своим чередом. Мне становится душно, к тому же еще и назойливое внимание Лаврентьева напрягает меня. Он вроде и не лезет особо, но меня не покидает ощущение, что он заполоняет собой все мое личное пространство.

Выхожу на террасу. Вдыхаю глубже и всерьез пытаюсь придумать какой-нибудь предлог, чтобы уехать прямо сейчас. В принципе еще не так уж поздно – можно успеть добраться на автобусе до станции.

Однако мое спасительное уединение бесцеремонно нарушают. Слышу шаги позади, а следом чувствую аромат мужской туалетной воды…

– Тебе плохо, Настя? – раздается голос Лаврентьева, и я испытываю огромное разочарование.

Я-то надеялась, что это Егор.

– Нет, все в порядке.

– Тогда почему ты ушла из-за стола?

Мужчина обходит меня так, что мы оказываемся лицом к лицу. От его цепкого, даже отчасти липкого взгляда становится не по себе.

– Захотелось размяться.

Он многозначительно усмехается.

– Понимаю. Да я и сам не прочь. Расскажи о себе.

– В каком смысле?

– Вот ты теперь взрослая. Восемнадцать стукнуло, как сказала твоя мать. Какие планы дальше?

Его вопросы ставят меня в тупик. Хотя бы потому, что он – абсолютно чужой мне человек, и с чего бы ему интересоваться моей жизнью?

– Учиться дальше.

– Вот как…

Он задумчиво осматривает меня, что довольно неприятно. Невольно вспоминаю вердикт мамы после салона. Неужели он тоже мыслит теми же категориями, что и она?

– А что насчет личной жизни? Молодежь сейчас довольно активная в этом плане.

– Какая вам разница? – теряюсь от такого допроса.

– Не вам, Настюш, – мягко поправляет он, делает шаг ко мне. Даже смотрит совсем иначе. – На ты, мы же договорились.

– Я думаю, что это только мое дело.

Евгений глубоко мысленно хмыкает.

– И что, не поделишься тем, есть ли  у тебя парень?

– Да какая разница? Зачем такие вопросы?

– Может, затем, что ты мне понравилась.

Охаю и отступаю назад.

– И? Я что, должна сейчас обрадоваться? – слишком грубо огрызаюсь. – Меня это как касается?