За пять лет всё же многое изменилось. А я не так часто навещала родных – больше они ко мне приезжали. Впрочем, Вадим не любил ни когда я уезжала, ни когда к нам кто-то в гости наведывался.

Оказывается, как много всяких мелочей всплывает через время. Не самых лучших. Но сейчас я и не хотела помнить хорошее: один поступок способен перечеркнуть годы жизни, а Вадим их совершил достаточно, чтобы я навсегда похоронила пять лет замужества.

– Я маме позвонил, – сказал Андрей. – Мама в тихом шоке. Отцу пока не сообщали. Так что ты почти сюрприз. Неожиданно, среди недели… В общем, отожгла, сестрёнка, так отожгла. Да ещё тихо-тихо.

Он никак не мог успокоиться. Я его немного понимала. Младшая, всегда послушная и тихая сестра, вышла из повиновения и сделала всё не так, как от неё ожидали.

Но я точно знала: меня любят и поймут. Даже Андрей, который бесится, наверное, не потому, что я отожгла, а потому что не захотела поделиться, почему поступила именно так.

Отец в это время на работе, это даже к лучшему. А мама… мама ждала нас на пороге дома. Стояла на крыльце и переминалась с ноги на ногу, выглядывая.

Эта вечная поза ожидания: напряжённая шея, руки, прижатые к груди, и глаза – тревожные и радостные.

Сразу захотелось вылезти из машины и пробежаться по улице – быстро-быстро, чтобы аж дух захватывало.

И как только Андрей остановил автомобиль, я не стала дожидаться.

– Мам, – шагнула я в её тёплые щедрые объятия, прижалась лицом к груди и заплакала.

– Моя девочка, – прижала она меня к себе, и сразу стало хорошо.

Я дома. Здесь моя крепость. Здесь те, кто меня поймут. А если и не поймут, то всё равно не перестанут любить и защищать от всего мира, в котором водятся такие вот Вади, как мой бывший муж.

4. Глава 4

У нас большой дом. Очень тёплый и светлый, очень комфортный. Здесь всё сделано с любовью – папа и мама постарались.

Он наш, родной. Здесь всё любимо и знакомо. Братья помнят другое место, где раньше жила наша семья. Я нет. Я в этом доме родилась и выросла. Может, поэтому он так дорог. А может, потому что это моя семья – большая и шумная, но всё по классике, наверное: ворона воронёнку говорит: «мой беленький».

– Руки мойте – и за стол!

Мама себе не изменяет. Она, как в сказке: вначале накормить, напоить, спать уложить, а потом уж и расспрашивать. Никогда не спешит, не теребит, не дёргает. У неё своя, особая тактика: она знает, что её дети, когда надо, поделятся чем-то личным.

Рейнер часто в шутку называл меня строгой учительницей. Он просто никогда не видел мою маму. Она оставила школу, когда в семье родились близнецы, но, как любит шутить папа, учитель не профессия, учитель – это диагноз.

– Я быстро, у меня дела, – Андрей хмурит брови, и видно: о чём-то думает. Я даже догадываюсь о чём. Он пару раз сбрасывал настойчивый телефонный звонок, пока мы добирались до дома.

Судя по всему, невеста. Невеста, которой он изменил с Машкой. Или всё же наоборот?.. В данном конкретном случае измена не казалась мне ужасным событием. Видимо, критерии всё же разные даже для этого… явления в нашей жизни.

Он уже сел за стол и вибрировал, как натянутая струна. А я всё же задержалась и позвонила Машке с нового номера телефона.

– Твой Рейнер приходил, – она сразу – с места в карьер.

Я с трудом сглотнула ком, что застрял в горле и никак не хотел проходить. И дело не в утренней тошноте, которая не так уж сильно, но всё же немного доставляла неудобства.

– Как он? – каркнула, как ворона.

– Ну, держится. Что я ещё могу сказать? Не обрадовался, нет. Огорчился. Если ты это хотела услышать.

Я знаю. Конечно, я знаю. Может, я и не была смыслом всей его жизни, но то, что мы испытывали друг к другу, никак не могло потухнуть за несколько дней разлуки.