– Если бы я хотела, то осталась бы и всё решила сама. Я же хочу исчезнуть. Может, на время, а может, не вернусь сюда никогда.

– Что он тебе сделал, твой Майский? Нет, надо было посадить тебя на поезд, вернуться и вырвать ему кадык.

Андрей умел быть жёстким, хоть сразу о нём так и не скажешь.

– Давай хомячки не будут вести следствие? – устало предложила я. – Всё позади. Пожалуйста, мне сейчас не нужно ничего. Ни жалости, ни помощи, ни чтобы за меня кто-то что-то решал. Мне нужна пауза. Воздух. Время отойти от всего.

Андрей замолчал. Я видела только, как ходуном ходили желваки на его щеках. Надолго его не хватило.

– Я вообще не понимаю, что происходит, Ань! Ты почему не позвонила сразу и не рассказала, что у тебя что-то не ладится? Что ты ушла от мужа? Я уверен: там были причины, ты бы никогда не сделала этого просто так! – взорвался он и орал так, что стены дрожали. Хорошо хоть у нас отдельное купе…

– Ты здорово позволяешь вмешиваться в свою жизнь? – ответила вопросом на вопрос.

– Я – другое дело. Я мужик.

– А я не маленькая Анюта, которой ты сопли подтирал. Есть вещи, которые не хочется никому рассказывать, особенно родным.

– Нет, я всё же вернусь и нагну этого козла! Что он такого откозлил, что ты даже рассказывать не хочешь?!

И всё опять пошло по кругу. Может, и надо было позволить ему припугнуть Вадима. Только я знала: если Андрей хоть половину правды узнает, угрозами дело не закончится, а криминалом – вполне.

Я очень тревожилась за Илью. Лицо бывшего мужа так и стояло перед глазами. Этот взгляд с превосходством. Эта улыбка на губах. Он так себя вёл только тогда, когда был стопроцентно уверен, что провернул удачную сделку, что имеет численное превосходство и какие-то козыри на руках.

То, что Рейнер наступил на Вадимово эго, я не сомневалась. И то, что в такие моменты Вадим становился особенно опасным, понимала, как никто другой.

Только ради этого нужно было встретиться с Ильёй и поговорить. Но я не знала, как рассказывать всё остальное. Я лучше себе язык откушу.

Андрей ещё что-то кричал, злился, а я пропускала мимо ушей всю его ярость и праведный гнев.

Я впала в прострацию и плыла по течению. Хоть старший брат и бесился, мне было с ним хорошо и спокойно, будто я уже дома, в стенах, которые и охраняют, и лечат, и оберегают.

На душе неспокойно, но, можно сказать, впервые за всё время после мерзкой встречи с Вадимом, когда я так беспечно попалась на его якобы желание зарыть топор войны, я наконец-то почти расслабилась.

Внутри распустилась пружина.

– Я тебя люблю, – сказала я Андрею.

– Я тебя тоже! – нахмурил брови он. – И поэтому не хочу, чтобы ты просто сбежала, а Майскому всё сошло с рук.

– Я больше не Майская, поэтому плюнь и забудь о нём, – попыталась я урезонить брата, хоть и понимала: если Андрей завёлся, то очень трудно тормозил – несся вперёд и махал шашкой, даже если против него с пулемётом кто-то выходил.

– А что с работой? – вёл допрос брат.

– Я уволилась, – не стала я рассказывать ему, что уволилась с двух работ. – Я свободна, и могу делать, что хочу. Сейчас я бы желала, чтобы ты наконец-то угомонился и помолчал.

А потом я уснула – вырубилась, будто кто-то взял и дёрнул рубильник моего сознания вниз. В последние дни спала я плохо, а сейчас сон решил надо мной смилостивиться.

А может, это ребёнок, что жил и рос во мне. Крохотный, маленький, но такой уверенный и сильный. Дитя насилия или дитя любви? Я всё же думала об этом, когда проснулась – Андрей тряс меня за плечо.

– Просыпайся, Ань, подъезжаем.

Родной город показался неприветливым и не совсем знакомым. Отвыкла. А я ведь здесь знаю чуть ли не каждую улицу, все достопримечательности, могла когда-то экскурсии водить если не с закрытыми глазами, то уверенно и не сбиваясь.