Опыт кричал, что в подобных случаях лучше не открывать рот, молчать, как рыба об лёд, но порой где я, а где опыт?
– Что-то случилось? – спросила осторожненько. Маленький шажочек по скользкому льду нашей и без того взрывоопасной конфронтации.
Ванька свёл брови и сжал губы. Смотрел пристально – вах! – с глубокой театральной паузой. В такие мгновения жертва обязана чувствовать себя виноватой и вилять хвостом, пытаясь заранее умаслить грозобоя.
– Ты всегда такая? – поинтересовался он на тон ниже, но это не означало, что пуля пролетела мимо. Это как раз момент перед взрывом.
– Может, всё же скажешь, что тебе не так? – выпятила я грудь.
– Скажу, конечно, – ещё ниже и тише стал его голос. – И даже покажу, – одним молниеносным движением цапнул он меня за руку. Я не успела ни увернуться, ни отпрыгнуть. Вот это реакция у примата – и я понимаю!
Он потащил меня за собой в сторону кухни.
Ну, я могла сопротивляться. И даже попробовать тормозить копытами в новых тапочках. Но смысл? Он же такой – и на руках дотащит. И точно не факт, что это будет забота обо мне.
– Как я понимаю, ты ела, – у него уже буквально клокотало в груди и вибрировало. Ну точно паровая машина, у которой вот-вот котёл взорвётся.
– А что, нельзя? – вырвала я руку и встала в позу боевого киборга. – Ну, так надо было сказать. Или замок на холодильник повесить. Я понятливая.
Орангутан шумно вздохнул, видимо, пытаясь себя обуздать. На всякий случай я из позы вышла и пару шагов назад сделала. Грязные бои боями, но лучше, когда есть шанс тактически удрать. Вряд ли я в прыжке заеду пяткой ему в челюсть. И то не факт, если я буду способна на подобный прыжок через киберпространство, что мне удастся его свалить. Но не сдаваться же сразу, даже не попытавшись отгавкаться?
– Ты можешь съесть всё в холодильнике. И даже самим холодильником закусить. А потом пожевать занавески, если вдруг окажется мало.
Я хихикнула. У него холодильник в полтора раза выше, чем я. Если я его глотну, то тут и останусь, как памятник великому обжорству. Да мама меня за такое из дочерей разжаловала бы!
Но рано я расслабилась.
– Ты почему за собой посуду не помыла? Я уж молчу, что со стола надо было убрать.
А-а-а. Это. Тьфу, блин. Я уже что только в башке ни прокрутила.
– Ты ж говорил, что хорошо слышишь. И что дважды повторять не нужно, – хлопнула я невинно ресницами и тихонько попятилась. – Я не умею, – сложила губки бантиком и на всякий случай выставила вперёд раненую ножку.
Запрещённый приём, знаю. Но как-то ж надо его сейчас остудить? А то, гляди, клапан вылетит – и привет паровому котлу. Что мне потом со взбесившимся животным делать?
Ванька вдохнул и выдохнул, пытаясь совладать с собой.
Ну, да. Я такая. Кого хочешь до белого каления доведу.
– А тут уметь нечего, – снова покусился он на мою руку, но я в этот раз была проворнее – отскочила.
Вообще-то я увёртливая и ловкая. Жизнь в доме папочки научила меня многим увёрткам. В последнее время я развлекалась добычей информации, а попросту – подслушивала всех и вся. Поднаторела в этом деле, а заодно усвоила азы мимикрии, умела сливаться со стенами и вовремя отползать на заранее подготовленные позиции. А также улепётывать со всех ног, если отцу всё же удавалось меня застукать.
В этот раз нога меня и подвела. Новые тапочки на размер больше, бинт, все дела. А может, звёзды были не на моей стороне. Как бы там ни было, Орангутан поймал меня в два прыжка, а я потеряла новенький тапок с забинтованной ноги и забилась в его ручищах, как рыба, выброшенная на берег.
– Я тебя научу, – пообещал дикий обезьян. Грудь у него ходуном ходила. Вряд ли от усилий, которые он почти и не приложил, чтобы меня поймать. Скорее, от злости его распирало во все стороны.