Когда я все вещи кое-как выгрузила в шкаф, поняла, что осталась без сил. Нога ныла, руки болели, в животе тоскливо урчало. Надо было всё же съесть, что Ваня предлагал. Что я за дурочка такая? Мамы ж рядом нет, никто не будет пилить, что я лишнюю ложку салата в рот положила и много есть для молоденькой девушки – плохой тон.

К счастью, Орангутан оказался золотым парнем: еда осталась. И я решила, что за все мои треволнения я заслуживаю хорошего ужина. Прочь сомнения. Буду есть, сколько захочу.

На нервах вышло, что перебрала. Но живот радостно притих, душа пела, глаза закрывались.

Я молодец. Я много сделала, укрепила позиции и стены крепости. Попробуй ещё меня отсюда выжить!

Эти мысли грели душу, еда – внутренности, поэтому я приняла душ, замотав ногу кое-как целлофановым пакетом, переоделась и рухнула с чистой совестью в кровать.

По сути, делать-то было нечего. Телефон мой на помойке. А, скорее всего, до зелёных соплей радует какого-нибудь бомжа.

Плакать я больше не стала. Хватит. И так годовую норму выбрала за сегодня. Вроде как не совсем всё плохо. Ну, не тот сценарий, что я себе придумала, и что? Надо лишь адаптироваться и жить дальше.

На этом вялые мысли закончились, я провалилась в сон и проснулась, потому что кто-то на меня смотрел.

Спросонья я не поняла, где я, кто я, что происходит. Это напоминало фильмы ужасов: темнота, неизвестное пространство, слабое свечение в приоткрытую дверь и что-то ужасно громадное нависает надо мной.

Вот в это большое и страшное я вцепилась. Оно сквозь зубы выругалось.

– Сусанна, это я, – произнесло чудовище в ночи, но я не сразу сообразила, кто это.

– Ты напугал меня! – ударила я Орангутана в грудь. А это был он, собственной персоной. – Да ещё Сусанна! Меня все Шушей зовут!

– Но это же не имя, а прозвище, – схватил он меня огромными ручищами. Наверное, чтобы я больше не брыкалась.

– Я привыкла. Это домашнее. Милое. Не понятно, что ли?

– Понятно, папильонка Шуша.

– Опять эта дурацкая папильонка! – пнула я его по голени. Но ему хоть бы хны – из железа сделан.

– Папильон в переводе с французского – бабочка, – почти примирительно сказал он, и его спокойный голос действовал на меня точно так же – сопротивляться не хотелось. – Это красиво, Сусанна.

– Это я? Бабочка? – прикидывала я на себя радужные крылья и кокетливые усики.

О-о-о! Я тогда не знала его коварных мыслей! Откуда ж мне было знать, что за всем этим кроется? Но в тот момент…

– Маленькая испуганная бабочка, – сказал он низким, чуть хрипловатым голосом, и невольная дрожь прошла по всему моему телу. – Не бойся. Это всего лишь я, Ваня.

– Я и не боюсь, – грелась в тепле, что шло от его большого тела.

– Не хотел тебя напугать. Зашёл посмотреть, как ты. Пойдём, я тебе тапочки купил. Красивые. Кажется.

Ну-ну. Я приободрилась. Молодец. Хорошо поддаётся дрессировке. Не зря ж говорят, что обезьяны умные. Этот тоже вроде ничего. Хоть про ум его у меня имелись большие сомнения.

– А ты что, французский в школе учил? – шла я за ним, припрыгивая, пытаясь не сильно наступать на раненую в неравной борьбе с расколотой вазой ногу. Ладно. Буду справедлива: раненую по моей собственной дурости ногу. Ваза как бы не виновата.

– Нет.

Сама лаконичность. Бесит! Каждое слово клещами из него тащить нужно!

А я ведь любопытная. Мне всё знать хочется. К тому же, так не вовремя, проснулась моя болтливая любознательность.

– Вот, – завёл он меня в большую комнату, где живописно лежали пакеты. Дед Мороз мой апрельский.

Впрочем, я вредничать не стала. Это ж подарки! Так много – и всё мне! Вот, умеет же, когда захочет!