Краем сознания я понимаю, что вот он — момент, о котором так мечтала… Но в реале лишь глупо стою посреди прохода и не нахожу вообще ни единого слова для продолжения разговора. Ну что за закон подлости?

— А я, наоборот, уже пошёл, — словно извиняясь, улыбается Артём и осторожно протискивается мимо меня. — Пока!

Я не реагирую. Внешне. Но под коленями томная слабость от его близости, а губы заливаются таким знакомым, покалывающим жаром, что хочется их облизнуть. Словно в замедленной съёмке смотрю как Артём, закинув на плечо конец длинного шарфа, ступает на крыльцо… Но разворачивается вдруг ко мне.

— Ник, я не стал рассказывать Маше, не обсудив это с тобой. Но думаю, что сказать всё-таки надо, причём не затягивая. Как считаешь?

Заторможенно киваю. Как я считаю? Что считаю? Где считаю? Куда?..

— Хорошо, тогда я прямо сейчас и поднимусь. Ты со мной или погуляешь пока? … Ника? … Вероника, ты меня вообще слышишь? Я говорю, что…

— …А? А, нет, нет, не надо!

— Что не надо? — непонимающе хмурится он.

— Подниматься. Серьёзно, забей, я сама расскажу. Не проблема.

— Точно?

Киваю и скрываюсь в подъезде.

***

— А как же твой Саня?

Сижу в кресле, поджав под себя ноги, и угрюмо наблюдаю как Машка развешивает на раскладной сушилке свежевыстиранные рубашку и брюки Артёма.

Сюрприз к моему приезду она действительно готовила, но не в виде своего полуголого «друга», а праздничный ужин. И уж чем тут надо было заниматься, чтобы умудриться так глобально измазаться мёдом — это я старалась не думать, не особо поверив в рассказ Машки, о том, что Артём просто доставал банку с антресолей и что-то пошло не так. Прямо ему на голову, ага.

Впрочем, в пользу этой версии говорила ополовиненная банка жидкого акациевого мёда на кухонном столе, и вторая полная, закрытая не капроновой крышкой, а листом бумаги и тесёмкой — на антресолях. Да и то, что Машка срочно побежала в магазин хоть за какой-нибудь одеждой для Артёма, тоже говорило о том, что показывать его мне голым никто не собирался. Ну и сама я, чего уж там, готовя Машке шок-сюрприз в маске, приехала на полчаса раньше запланированного.

— А что Саня, Саня оказался козлом, — с философским спокойствием пожимает плечами Машка. — Вот и пусть ищет себе какую-нибудь козу под стать, а я пас.

Фыркаю. Ещё бы! Где Саня — и где Артём…

— Ну а… этого ты где взяла? — Не могу произнести имя Артёма вслух, словно боюсь, что это выдаст моё сумасшедшее, до тремора в руках, волнение.

— А он в офис к нам пришёл, что-то там по компьютерам. День покрутился, два… Ну а на третий я его и совратила.

— Да уж… — Злюсь, и даже не знаю на что больше: на Машку или на Артёма. — Быстро это у тебя, не успела с одним распрощаться, как тут же второго подцепила. Сразу видно — настоящая любовь!

— Знаешь, что, — грозно упирает руки в бока сестра, — имею право! Я, если ты не забыла, личной жизни-то как таковой и не видела ещё, а мне, между прочим, уже тридцать!

Я кривлюсь. Да-да-да, слышали, знаем! Всю молодость свою золотую посвятила воспитанию младшей сестры, взвалив на плечи обязанности погибших родителей. Ни тебе дискотек, ни свиданий под луной и вот этого всего. Да я и не спорю, что она действительно старалась! Я благодарна! И, возможно, неустроенность личной жизни действительно как-то связана с тем, что на шее у неё всё время была я… Однако же и в именах её «бывших» путаюсь уже не только я, но и она сама.

— А ничего, что ты лет на пять старше него?

— И что? Зато он талантливый и перспективный айтишник!

— Пф-ф, это что, так важно в отношениях?

— И это тоже, уж поверь. Но главное, конечно, что он серьёзный. Я иногда даже удивляюсь насколько он зрелый для своих лет. И надёжный. Таких сейчас даже среди «тридцать плюс» хрен найдёшь. Кстати, — присаживается на диван, — что там в лагере у вас, студенточки, небось, толпами за ним бегали?