Шушина осведомлённость во всех вопросах коробила. Не по годам развитая и слишком приземлённая. И цепкая, как репей. Если ей дядюшка мужа не по нраву найдёт, истерику закатает. Эта за себя постоять умеет.
– Пошли вниз, проберёмся поближе. Там дверь для слуг есть, подслушаем, что да как, – потянула сестра меня за руку.
Мне бы вырваться. Лучше ничего не знать и не видеть. Я б всех тут напалмом спалила, дай мне волю. Но Шуша всё равно побежит шпионить, а потом придёт сплетнями делиться. И уж лучше всё собственными ушами, чем потом интерпретации на тему в Шушином исполнении слушать.
13. Глава 13
Ян
– Ты мне нужен.
Отец, как всегда, на мелочи, вроде приветствия, не разменивается. Вынырнул, рявкнул, все встали по стойке «смирно», а потом спешат и падают, чтобы ему угодить.
У отца две семьи. Одна официальная, вторая – «для души». Не удивлюсь, если и третья где-то там имеется на тех же условиях. Я уж молчу о сменяющихся, как времена года, любовниц.
Если учесть, что душа у отца – понятие номинальное, не больше горошины из стручка его не самых сильных достоинств, то плодить сущности для него – всё равно что кофе утренний выпить.
Я даже не заикаюсь, что у меня есть свои дела. Это бесполезно. Я вечный должник, связанный по рукам и ногам.
– Алло, Ян! Ты слышишь меня? – в голосе отца – раздражение. Он не скрывает своих чувств. Незачем. Он может позволить себе всё.
– Слышу, – стараюсь казаться спокойным. Это его всегда бесит ещё больше, а мне доставляет удовольствие выводить его из себя.
– Завтра, в шесть я заеду за тобой. У нас деловой ужин.
– В чём смысл моего присутствия? – снова спокойно и вежливо, но внутри – взрыв. Меня бесят вот эти показушные приёмы, когда он демонстрирует меня, как элитного кобеля на выставке. Цепляет на шею медали, надевает намордник и водит на поводке.
– Смысл в том, что ты мой сын! Этого достаточно! Не заставляй меня втолковывать простые истины! Я заеду за тобой, и лучше тебе быть готовым! – прорычал любящий папа и отключился.
Быть его сыном – та ещё задачка. Сомнительное удовольствие, как и быть его семьёй. У нас с ним нет ничего общего. Я не пошёл по его стопам и, хоть он и вдалбливал в меня, что я его наследник, я не хотел, чтобы его заводы и пароходы однажды достались мне. Впрочем, у отца отличное здоровье и замечательная наследственность. Бремя его миллионов мне не грозит.
К тому же, у него есть законные наследники: официальная жена, дочь и внуки. И всем нам вольно или невольно приходится общаться. Так папа постановил, и никто его ослушаться не посмел.
Как бы там ни было, я не имел ничего против сестры и племянниц. Всё остальное – болезненные, безжизненные пересечения, которые никому ничего не давали, кроме страданий.
Женщины… Они всегда намного острее воспринимают жизнь, им проще смириться, но сложнее принять предательство и чёрствость, равнодушие и властный диктат, который заставляет плясать под дудку того, кто не просто платит за музыку, но и сочиняет её для всех.
Может, поэтому я не любил в женщинах покорное смирение. Мне нравились бунтарки, способные найти рычаг и перевернуть мир, лишь бы не терпеть бесконечные попрёки, нравоучения, не покоряться тому, кто больше даст или звонче бряцнет золотой монетой.
Мама терпела. Майя, отцова официальная жена, терпела. Чуть меньше терпела Олеся – сестра по отцу. Но ей уже и сам бог велел: вышла замуж, родила детей, сама себе хозяйка, от отцовых подачек уже не зависит.
У неё удачно сложилось: Леська правильно подобрала кандидата в мужья. Сэр Скот Вознесенский одобрил. Редкость, но так уж случилось. Миллионеры и гении на дороге не валяются. К тому же, Гай Юлий Смоленский имел в рукаве собственные аргументы, позволившие ему беспрепятственно войти в клан Вознесенских.