– То есть ты… Ты так же ощущал себя, когда я плакала каждый вечер в убитой квартире с моей маленькой комнатой? – спрашиваю я, преодолев боль в сердце и горле, отчего делаю большой глоток напитка, который не допила в кинотеатре.

Вижу, как Алекс становится немного поникшим. Его плечи опускаются, как и взгляд, который минуту назад вожделенно бегал по мне. Отгадала. Он так же не хочет вспоминать то время. Интересно, он помнит, как сильно у меня сушилась кожа на щеках от постоянных слез?

– Даже хуже, Венера, – говорит он, заглянув мне в глаза, отчего я почти застываю, по привычке перебирая ногами вслед за хранителем. Он так смотрит на меня – с ушедшей болью, огромной любовью и нежностью, что можешь испытывать, наверное, только к самым родным. Кажется, на меня не смотрела так даже мама, которая любит меня всем сердцем. – Тогда я был готов умереть вместе с тобой, потому что даже не мог помочь тебе. Не мог, потому что это был твой путь, который нужно было просто пройти – я знал это, но все равно не мог смотреть на тебя… На твои полные боли слезы – это было испытанием и для меня. Но теперь ты здесь и все хорошо. Это лучший исход, – заключает он, улыбнувшись. Вновь той самой теплой улыбкой, которая согревает самое холодное сердце.

Я пытаюсь сдержать слезы. Слезы, которые так редко пускаю! Особенно от простых фраз, которые в устах Алекса становятся трогательной речью. Если бы я тогда знала, что за мной наблюдает мой Алекс, плакала бы еще сильней, чтобы он пришел. Сдался и пришел.

– И как ты только держался?.. Я бы на твоем месте забрала бы душу к себе.

– Я бы тоже так сделал, но прожив столько лет, изучая тебя – я знал, что если помешал бы тогда, то не было бы того, что есть у тебя сейчас. Нужно было просто время, которого у нас предостаточно.

– А казалось-то, что дальше – лишь пустота, – говорю я, натянув искреннюю улыбку освобождения и посмотрев наверх – прямо в небо, которому я молилась.

– Да, но иногда чем хуже – тем лучше, – говорит тот, резко притянув меня к себе, когда рядом проезжает велосипедист. – Ну, потому что любая неудача ведет к нечто большему – к великому в твоей жизни. После черной полосы всегда белая. Но кто сказал, что без черной была бы белая? – улыбается он. И вправду. Может, если бы не все плохое – не было бы ничего хорошего? Не зря ведь говорят – все к лучшему. – Так что в следующий раз не расстраивайся так, Венера, знай, что все еще будет.

Я улыбаюсь. И вправду – если бы не та чернющая полоса в моей жизни, я бы никогда не была тем человеком, кем являюсь сейчас. Только через ненависть я пришла к любви – к миру, себе и ко всему остальному. Без тех слез вряд ли бы я поняла значимость боли, которую необходимо проживать, а не прятать в себе. Да, я не люблю прошлую Венеру, но принимаю ее. В параллельной реальности я сейчас сижу на подоконнике, плачу, вытирая горячие слезы, и смотрю в темноту, совсем не подозревая, что где-то там плачет Алекс – я знаю, и его слезы были за окном. Но это уже неважно, потому что я здесь – в своих мечтах.

– Хорошо, я усвоила урок, мастер, – пытаюсь я разрядить обстановку. – И кажется, очень хорошо. Теперь я понимаю, как тебе тяжело – даже тяжелей, чем мне, когда я пытаюсь устоять перед пирогом Эмили.

Алекс прыскает от смеха – похоже, обстановка разряжена и теперь можно велить слезам больше не пытаться выпасть из моих блестящих глаз.

– Кстати, что это за кампания такая? Ты что, миллионер? – спрашиваю я и вспоминаю, в какой шикарной квартире однажды проснулась. Ах да, наверняка у него есть и шикарная машина, которой он почему-то даже хвастаться не хочет.