– Да.

– Поэтому никогда не надо ему звонить. Если возникнет ситуация, которая, как тебе кажется, потребует его внимания – хотя я даже представить не могу, что это может быть, – ты должна сказать мне, а я уж решу, говорить ему или нет. Но напрямую ему не звони никогда. И не пиши. Если он сам позвонит, надо сказать: «Да, Джерри, я передам начальнице». Ясно?

Я кивнула, сдерживая улыбку. Мне бы в голову не пришло болтать с Джеромом Сэлинджером по телефону без повода, не говоря уж о том, чтобы самой ему звонить.

Начальница очень серьезно посмотрела на меня и рассмеялась своим странным низким смешком:

– И читать твои рассказы он не будет. И ему неинтересны твои восторги по поводу «Над пропастью во ржи».

– Я не пишу рассказы, – ответила я и почти не соврала. Я писала рассказы, но ни один не дописала.

– Вот и хорошо, – кивнула начальница. – Писатели – худшие ассистенты.

Я все сделала неправильно. Два дня печатала, напечатала целую гору писем. И везде неправильно отмерила поля, ошиблась в именах собственных – в общем, наделала кучу ошибок. Не было ни одного письма, которое не пришлось бы перепечатывать.

– Будь внимательнее, ладно? – сказала начальница, и я улыбнулась, сглатывая слезы.

Сделав упор на качество, а не на скорость, я начала заново и проверяла каждую строчку, а телефон в кабинете начальницы звонил беспрестанно. «С Новым годом! – повторяла она в десятый, в сотый раз. – Как прошли каникулы?» Эти односторонние беседы отвлекали меня больше, чем если бы за стеной разговаривали двое людей. Я мысленно отвечала на вопросы своей начальницы и угадывала, что могли ответить ей люди на том конце провода. Кое-что стало проясняться. Так, начальница часто упоминала некоего Дэниела, который, кажется, перенес болезнь, и довольно серьезную, но после лечения пошел на поправку. Может, Дэниел – ее муж? Или брат? Чуть реже всплывало имя Хелен; о ней говорили менее подробно. Я так и не поняла, кем она может приходиться начальнице. Как бы то ни было, ее слова начали просачиваться в мои письма. «Спасибо, что прислали подписанный сэндвич», – напечатала я. «Мы свяжемся с вами через две недели и обсудим детали обивки». Снова и снова мне приходилось рвать полузаконченное письмо и начинать заново. «Закрой дверь, пожалуйста», – мысленно умоляла я начальницу. «Хватит звонить!» – просила я телефон. Но тот упрямо зазвонил снова.

– Джерри! – крикнула начальница. Почему она кричала? Я заметила, что в течение дня громкость ее голоса повышалась. «Хватит кричать», – подумала я. – Джерри, я так рада тебя слышать. Как дела?

В этот момент мое желание сбылось: начальница встала и закрыла дверь.

Бум! Дверь кабинета распахнулась, раздался крик.

– Хью! – позвала начальница, появившись на пороге с сигаретой, живописно зажатой между пальцев. – Хью! Хью! – Она подошла к двери его кабинета; кажется, я никогда не видела, чтобы она передвигалась так быстро. – Где он? – пробормотала она.

Я ничего не ответила, хотя точно знала, что он у себя.

– Секундочку, – спокойно откликнулся Хью из-за двери.

– У меня нет секундочки, – отрезала начальница, кажется, стыдясь собственной несносности. – Хью, Бога ради!

– Ладно, иду. – Он появился на пороге. – Ты что-то хотела?

– Ах, Хью! – Начальница не удержалась и рассмеялась. – Джерри звонил.

– Джерри звонил? – Всякое желание шутить тут же у Хью отпало. Как будто начальница сообщила ему, что в коридоре его ждет офицер с документами о досрочном освобождении.

– Да, – женщина удовлетворенно кивнула. – Он хочет, чтобы ему прислали отчет по роялти… – она сверилась с бумажкой, которую держала в руках, – за «Девять рассказов» и «Выше стропила, плотники». С 1979 по 1988 год.