- Согласен.

Сразу чувствуется, что Санджай учился в Питере, с другими индусами такая вольность наверняка не прошла бы. Высадили бы прямо на дороге.

Остальную часть пути Санджай нет-нет да и косился на меня и хмыкал. Я же отвернулась в другую сторону, делая вид, что любуюсь природой.

В кафе с непроизносимым названием нам подали завтрак на огромном медном подносе с множеством чашечек. В центре стояло блюдо с ярко желтым рисом – единственное из еды, что я хорошо знала.

- Будем есть руками, - предупредил Санджай. Конечно, после дороги мы их помыли, но я никак не думала, что мне не дадут вилку.

– Дотрагиваясь до пищи руками, - продолжил мой сотрапезник, - мы, помимо обоняния, зрения и вкуса, включаем осязание. Чем больше чувствуем, тем богаче вкус пищи. И не удивляйся, если тебе кто-нибудь предложит съесть из его рук. Это знак уважения.

- Пожалуйста, только не делай этого, - взмолилась я, когда Санджай зачерпнул соус кусочком хрустящего плоского хлеба доса.

Мужчина улыбнулся.

Губы у него тоже были замечательные. Достаточно крупные, но четко очерченные. И я получала чувственное удовольствие, наблюдая за тем, как он ест. Что говорить, от его взгляда я млела не меньше.

- Ешь, - напомнил мне Санджай, и я опять смутилась, застуканная на прямом разглядывании. – Возьми идли. Это сладкий пирожок.

«Вот это я точно могу брать руками», - обрадовалась я, макнув белое пушистое тесто в соус. Приготовленные на пару рисовые пирожки я уже пробовала в Китае.

Назад мы ехали другой дорогой. Часть пути проходила вдоль канала. На его берегу ютились строения, которые трудно было назвать хижинами. Чумазые дети, копошащиеся в мусоре, выброшенном глинистыми водами на берег, вызывали удручающее чувство.

- Это джати. Неприкасаемые. – Санджай коротко взглянул на меня. – Сейчас их называют далиты или притесненные. Но слова сути не меняют.

- Пятая каста?

- Они вне системы варн. К джати относятся забойщики скота, кожевенники, прачки и … иностранцы, - вдруг добавил Санджай.

Я вздрогнула, и бабочки в животе прекратили свой полет.

- Ты из касты воинов?

- Да, я кшатрий. Как мой отец, дед и прадед.

- И ты не можешь жениться на той, у кого каста ниже? Я отказываюсь в это верить. На дворе двадцать первый век!

- Если ты возьмешь в руки «Hindustan Times», то найдешь объявление, звучащее примерно так: «Высокий молодой человек двадцати восьми лет, юрист, из хорошей семьи кшатриев, ищет образованную девушку двадцати пяти лет для создания семьи. Каста значения не имеет». Это традиционная приписка в конце, но объявления расположены согласно кастам.

- А как же любовь?

- Если она по правилам. Семья отвернется от сына, если он возьмет в жены девушку из низшей касты, и лишь рождение внуков может их примирить. Но не факт, что это случится. Я знаю одну семью, где спустя двадцать лет стороны так и не примирились. Брак – это не результат желания, а обязательство, принимаемое на себя перед семьей. У нас практически нет разводов, поэтому важно правильно выбрать семью. Женщина, оставшаяся одна, редко когда сможет выйти замуж повторно. Ее просто не возьмут. Приданое собирается ее семьей лишь раз, а без него она никому не нужна. Участь вдовы, выгнанной из общины, не менее печальна – бритая голова и дом вдов.

- Но это же ужасно!

- Ужасен обычай сати, когда вдова должна броситься в погребальный костер к мужу. А так хоть остается жива, пусть и с бритой головой.

- Как все страшно и несправедливо.

Я надолго замолчала.

То, что я – джати, неприкасаемая, ошеломило.

Вдруг Санджай тронул мою руку, лежащую на колене.

- Не переживай, индийская семья куда лучше принимает невесту из другой страны, чем из низшей касты.