Самые тёплые и яркие воспоминания из детства.

Я перечитываю. Тяну время. Опасаюсь, что если закончу быстро, то Савва ещё что-то придумает.

Или хуже – снова начнёт со мной разговаривать.

– Всё, – выдыхаю, когда тянуть дальше уже некуда. – Я закончила. Выделила отличия.

– Твой совет? – Савва отвлекается от телефона, возвращает ко мне своё а. – Какой лучше?

– Все хороши. Но… Рядом с этим адресом, – стучу пальцем по бумаге. – Там рядом вечная стройка. Очень шумно. И свалки мусора, на который администрация города не реагирует.

– Хм.

Мужчина недоверчиво смотрит на меня, притягивает к себе договор. Внимательно изучает, будто там где-то указаны такие условия.

Я дёргаю плечом. Не хочет? Пусть не верит. Свой долг я выполнила – предупредила. Решение за мужчиной.

Это не жалость. А продуманная стратегия. Замылить глаза и отвлечь. А потом уже начать лажать.

Быстрый саботаж Дубинин сразу поймёт. А так пусть для начала изведёт себя подозрениями.

Понимает ведь, что я не буду работать с удовольствием. Обязательно что-то выкину, подставлю. Попытаюсь отплатить за то, что он вернулся в мою жизнь.

Вот пусть сначала съедает себя сомнениями.

Потом начнёт доверять.

А после – разгребает проблемы.

Я даже голос профессиональной этики заткну. Это не работа. Это война без причин.

Не понимаю, на что вообще рассчитывал Савва. Какие у него мотивы?

– Приму к сведению, – кивает в конце концов. – Спасибо.

– Это всё? – интересуюсь сдержанно. – Я могу идти?

– А как же рекомендации? Нет желания переделать договор под лучшие условия? Что-то добавить?

Савва снова усмехается. Колет взглядом. Кажется, пришёл в себя после моего удара. Дальше продолжает доставать.

Аккуратно долбить по моему профессионализму. А это задевает сильнее личного.

– Обычно, – цежу недовольно. – Арендодатели не позволяют этого.

– Мне позволят, – легко отмахивается Савва. Подчёркивает свою власть. – Поэтому сделай.

– Как скажешь. Только сначала выбери. Нет смысла менять несколько договоров. И… Сейчас вернусь.

Я резко подскакиваю, когда звонит мой телефон. «Садик». Мысли сразу утекают в сторону сына.

Отхожу, взволнованно отвечаю на звонок. Обычно мне не звонят, только если что-то случилось.

– Марьям Радомировна, вы только не волнуйтесь, – звучит голос воспитательницы. Заставляя меня сразу умирать от беспокойства. – Кирилл упал на прогулке.

– Просто упал? – выдыхаю.

Потираю грудь в области сердца, отхожу к окну. Я знаю, насколько непоседливый мой малой.

Постоянно нужно ловить и наблюдать. И это делает меня вечно нервной в том, что с ним может случиться.

Он как-то чуть не перевернул на себя чайник с кипятком! Учитывая, что до тумбы он вообще не достаёт. Но додумался подставить стульчик, чтобы потянуться к «громкой штучке».

А я на минуту отошла в туалет. Оставив сына в манеже!

Настолько он смышлёный и любитель попадать в неприятности.

– Упал это не страшно, – произношу и для себя, и для воспитательницы. – Или сильно?!

– Сильно, Марьям Радомировна. Он порвал себе губу. Его повезли в больницу, зашивать. И…

– В какую?! Я сейчас же приеду!

С трудом выслушиваю объяснения. Дрожащими пальцами стараюсь вызвать себе такси, в голове шумит.

Боже. Мой малыш. Ему наверное так больно. И страшно! Он в больнице, а меня рядом нет.

На глаза наворачиваются слёзы от беспомощности. Я ничего не могу сделать. Ни залечить раны, ни успокоить. Ни предотвратить это падение.

– Я уезжаю, – бросаю Дубинину, подхватывая свою сумку и пальто. – Потом поговорим.

– Мы не закончили, – припечатывает мужчина, поднимаясь. – Раз уж взялась за эту работу, то будь добра. Выполняй качественно. Сядь.