– Вот как ты думаешь, Хильда, что происходит с городом в темные для страны времена? – обратился он к подруге, стоя спиной к кабинету и не отводя взгляд от прудов за окном. – Я имею ввиду не с людьми, не с экономикой или архитектурой, а именно с городом, как сущностью.

Хильда поджала губы. Это был риторический вопрос, и они оба знали ответ. Если погибают люди, с ними погибает город, как погибают их память и история. Если люди озлоблены, тревожны, боятся, уезжают в страхе или остаются в страхе, если люди начинают ссориться с родными и перестают доверять миру, это значит, что они больше не держатся за руки и не смеются просто так. Они забывают, что он, то есть город, живой: дает любовь, согревает бездомных, возвращает потерянных, утешает разбитых. Город без любви несчастен и пуст, как несчастны и пусты его жители.

– Разве мы можем что-то изменить? – тихо спросила Хильда и отставила кружку с остывшим чаем на столик у кресла, так и не сделав ни одного глотка.

– Глобально? Конечно, нет. Люди вечно сражаются, такова их природа. Но, черт возьми, это наш город, и эти дома, и их жители находятся под влиянием нашей силы. Почему ты перестала выходить на улицы, быть с людьми?

– Мне слишком больно, – сдавленно ответила женщина.

Красный отошел от окна и присел на соседнее кресло, взяв Хильду за руку. Его золотистые, словно наполненные огоньками, глаза с тревогой изучали лицо женщины. Сегодня она выглядела почти старой. Всегда торчащие в разные стороны медово-каштановые кудряшки повисли, обрамляя лицо распрямившимися завитками. Пылающие щеки с ямочками от несходящей с лица улыбки утратили румянец.

– Хильда, я волнуюсь за этот город, да. Но гораздо больше я волнуюсь за тебя. Ты не только его душа, но и мой друг, очень старый друг, – сказал Красный, сменив сосредоточенное выражение лица на мягкую улыбку, какую дарят только самым любимым. – Я хочу тебе помочь, но смогу это сделать, только если ты согласишься выйти со мной к людям. Я знаю, чувствую, как много любви еще осталось, нам надо только немного подуть на эти угли, чтобы загорелись соседние, понимаешь?

Последний раз такой страх сковывал Хильду в конце прошлого столетия, когда город наполнился преступниками, убийцами и потерявшими все людьми. Она так сильно любила свою Москву, каждый день она боролась за жизнь тех, у кого больше не было сил. Встречала плачущих и плакала вместе с ними, пока те не успокаивались. Находила замерзших и согревала их своим дыханием. Провожала теплоходы, разрисовывала стены, сажала цветы, находила дома животным, каталась на трамваях, смотрела на огни башен и любила, любила, любила. И сейчас больше всего пугало не происходящее, а то, что ждет город, когда все закончится. Что будет, когда в свои дома вернутся солдаты с искалеченной душой? Сколько времени понадобится людям, чтобы построить жизнь с нуля? Они уже видели такое не раз. Хильда, Красный и еще несколько духов города заботились о нем со времен, когда первые люди поселились у реки. История повторяется, но это не значит, что с каждым разом боль становится меньше. И понимание того, что однажды мир восстановится, не помогает легче пережить это время.

– Неужели ты забыла, насколько люди сильные? – Спросил Красный, будто прочитав мысли, отраженные на ее лице. – Помнишь, как много детей родилось во время мировой войны? Они находят повод посмеяться и обнять друг друга даже в самое страшное время. Говорят, что надежда – глупое чувство, но именно она помогает им оставаться живыми несмотря ни на что. Мы не сможем вернуть тех, кто уже потерян, но мы очень нужны тем, кто еще борется за свободу и мир.