– Родные мои, простите, что так поздно, – раздался женский голос, и гостья буквально вихрем внеслась в помещение, разогнав образовавшиеся в нем грозовые тучи, по крайней мере так это ощутила Августина.

– Хильда, – радостно воскликнула девушка и улыбка сама расплылась по ее лицу, – мы рады тебе в любое время.

– Что-нибудь налить? – спросил Август, тоже заметно посветлев при виде старой подруги. Она была для них кем-то вроде доброй тетушки, которая всегда защитит, потреплет по голове и с любовью скажет: «Какие же вы у меня балбесы, но такие хорошие».

– Ох, ребятки, налить и всем троим, – сказала она, выбрав место, где они смогут присесть, – я к вам с долгим разговором.

Августы переглянулись. Стало понятно, что вот сейчас выяснится, что же таким грузом лежит на сердце у девушки, ведь Хильда лучше всех знает обо всем происходящем в городе. И как хорошо, что новости принесла именно она. Она умеет скрасить любую горечь своей неисчерпаемой любовью. А заодно вместе будет легче придумать план, если они могут хоть как-то изменить положение дел, в чем бы эти дела ни заключались.

– Так значит, вы до конца не понимаете, что это такое, – сказал Август, когда они дослушали историю. Он сидел, сощурившись, глядя в пустоту и впившись зубами в нижнюю губу, как делал всегда, размышляя над сложной задачей, – нам бы сходить всем вместе посмотреть, как это выглядит в реальности.

– Согласна, пока не поймем, с чем имеем дело, нет смысла строить планы, – подтвердила Августина.

– Только умоляю вас не ходить сейчас, лучше дождитесь утра, – как можно жалостливей сказала Хильда, переводя взгляд с одного на другую и заранее зная, что они не послушают.

– С утра открывается бар, – пожав плечами, ответила Августина, – мы теперь работаем весь день, заменить пока некому.

– Ты с нами? – сказал Август, уже поднимаясь и собирая пустые стаканы.

– Да куда ж я вас оставлю, – вздохнула Хильда, допив последний глоток и отдавая свой стакан, – Август, только возьми с собой какой-нибудь инструмент с собой, хотя бы ту старую флейту.

Они шли по ночной Москве, направляясь к Покровке. Улицы были странно пустыми, непохожими на обычную вечно бодрствующую столицу. Никакой подвыпившей молодежи, никаких такси, ни одного посетителя в многочисленных барах, будто они пропустили конец света и теперь одни в целом мире. Наконец Хильда указала на низкую арку старого двухэтажного дома, и они свернули во двор.

– Вот же ж col pugno, – пробормотал Август. Он всегда заменял ругательства понятными только ему музыкальными терминами. Возможно, он подбирал их так, чтобы значение совпадало с эмоцией, а может быть, говорил первое, что пришло в голову, по крайней мере Августина еще ни разу не слышала, чтобы слова повторялись. И тем не менее нетрудно было догадаться, что он имеет в виду, как и понять, что ситуация и правда отвратительная.

– Говоришь на духовной стороне это место выглядит так, будто его стерли с лица земли? – спросила Августина, с трудом отведя взгляд, чтобы посмотреть на Хильду.

– Ты же и сама можешь взглянуть, чего спрашивать?

Не понравился Августине такой ответ, но не из-за того, что всегда добродушная и заботливая Хильда вдруг сделалась неприветливой. Просто она знала, что та сейчас изо всех сил борется с болью в горле, вставшей комом и мешающей выдавливать слова. Знала и то, что Август едва стоит на ногах и пытается не поддаться голосу, шепчущему: «Останься со мной. Закрывай глаза. Позволь туману забрать тебя, и все пройдет». Это она, жившая с эмпатией с рождения, вскоре научилась отключать все чувства, отделять свои от чужих и выбирать, как с ними поступать. Мало кто на это способен. И Августина поняла, что сейчас действовать придется самой. Она закрыла глаза. Чтобы увидеть духовный мир, нужно сосредоточиться, безоговорочно довериться тому, что он и правда есть. Разглядеть сначала хотя бы свои следы – бледно сияющие зеленым, словно светлячки, затем следы друзей – светло-голубые, дрожащие у Августа и переливающиеся, как бензин, у Хильды. Ощутить нить, которая проходит сквозь твою грудную клетку и связывает тебя с чем-то, что находится далеко позади и впереди. Возможно, это «что-то» не так уж и недосягаемо, но у Августов эти нити плотно переплетены, сверкают и уходят в бесконечность. Увидеть, как она пересекается и соединяется со множеством других нитей. А потом обнаружить пустоту. Просто отсутствующий кусок в паутине, к границам которого нити свернулись, обрываясь, и повисли в воздухе. Каждая из них почернела, будто обуглилась. Когда человек умирает от старости или болезни, его линия жизни к концу становится прозрачной, пока не исчезает совсем. Если смерть насильственная, она может быть грубо оборванной, но по крайней мере остается цветной. И всегда четко видна точка, а потом нить исчезает совсем. Подобного же Августина раньше не видела. Это зрелище так заворожило, что она почти забыла о том, что говорила Хильда, и зачем вообще они здесь.